– Почему это только ты на Луне? – возмутился Петров. – А я где же?

– Ты пока здесь, на Земле. Про тебя в следующей главе будет.

– А почему не в этой? – упорствовал Петров. – Я так несогласный.

– Да потому что не годится вдвоём на Луне. Нигде так не пишут. Например, «Незнайка на Луне» или там Мюнгхаузен. Чего тебе эта Луна далась? Чего ты там забыл на Луне?

– Ничего я там не забыл, – обиделся Петров. – Только, если это книжка про нас, значит, должно быть и про меня тоже.

– Я тебе говорю про тебя дальше будет, в следующей главе! Чего ты завелся-то?

– Ничего. Ладно, давай следующую, – сдался Петров.

– Пока всё, – сказал Васечкин, закрывая тетрадь. – Следующей пока нет. Я ещё не придумал.

– Как это так? – озаботился Петров.

– А очень просто. Что я, папа Карло, что ли, сразу всю книгу писать! Хватит того, что я целых две главы написал. Ты вон пока ещё ни одной не придумал.

– Ну хорошо, – хмуро произнёс Петров. – Ладно, давай читай!

– Чего читать? – удивился Васечкин.

– Как чего? – в свою очередь удивился Петров. – Главы читай. Петров и Васечкин на Диком Западе.

Васечкин прищурился и внимательно уставился на Петрова. Петров заёрзал.

– Сколько лет я тебя знаю, Петров, – заявил Васечкин, выдержав внушительную паузу, – столько не перестаю удивляться. Ты вообще что-нибудь соображаешь?

– Соображаю, – занервничал Петров, – а чего такого-то?

– А то! Чего я тебе читать-то буду? Я что, по-твоему, компьютер по производству книжек? Или там писатель какой-нибудь? Сам знаешь, сколько я за сочинения получал! Это всё ещё написать надо! Я и так вон какую работу проделал!

И Васечкин потряс в воздухе драгоценной тетрадью.

– А-а, – сказал Петров. – Теперь понятно. А кто же писать-то будет? Я тоже не могу. У меня по-русскому одни тройки.

– Тебя никто и не просит, – сказал Васечкин. – Есть тут у меня одна мыслишка. Помнишь, к нам в лагерь режиссёр приезжал «Ералаш» снимать. Владимир Алеников. Всякие ещё истории рассказывал смешные.

– Ну и что? – удивился Петров. – При чём тут режиссёр Алеников? Он же не писатель. Нам писатель нужен.

– В том-то и дело, что он все свои «Ералаши» сам сочиняет. И другие истории тоже. Я справки навёл. Я считаю, самый подходящий для нас человек!

– А где ж мы его возьмём? – озабоченно произнёс Петров. – Он же больше не приедет.

– В том-то и дело, что приедет! – торжествующе объявил Васечкин. – Сегодня после обеда. Мне Бобкина сказала. Сам понимаешь, Бобкина всё знает.

– Бобкина знает, – подтвердил Петров.

– Так что наше дело теперь с ним поговорить, с Алениковым. По-мужски, понимаешь! Сделать ему такое предложение, от которого он не сможет отказаться!

– Почему ты думаешь, что он не сможет отказаться? – усомнился Петров.

– Положись на меня! – усмехнулся Васечкин. – Всё будет хоккей! Ладно, Петров, я пошёл, а ты давай, тритонов лови! На обеде увидимся!

И он ушёл.

Петров проводил его долгим взглядом и уныло вернулся к своему занятию. Даже самому себе ему не хотелось признаваться в том, что шансы на появление тритонов в прудике практически были равны нулю.

Так он и провёл там всё время до обеда. Чем тогда занимался Васечкин, установить уже не представляется возможным, да это, впрочем, и не так важно. Важно, что после обеда в лагере появился я.

Я собирался снимать сюжет для киножурнала «Ералаш». Речь в нём шла о мальчишке, который категорически отказывался помогать дома по хозяйству, а на все просьбы бедной бабушки отвечал: «Пушкин посуду помоет! Пушкин уберёт!» А затем, обнаглев, перешёл и на других классиков – «Лев Толстой пропылесосит! «или «Гоголь посуду помоет!». Короче говоря, в один прекрасный день все классики неожиданно ожили и на самом деле принялись пылесосить, мыть посуду, чистить картошку и так далее. Вернувшийся после игры в хоккей нагловатый подросток при виде живых классиков, выполнявших за него всю домашнюю работу, совершенно обалдевал и застывал, пристыженный, с открытым ртом.

Вот такая «ералашная» история. Мне нужно было найти для неё главного исполнителя – озорного сообразительного мальчишку лет десяти. Лагерные вожатые отобрали мне человек двадцать, и я сказал им примерно следующее:

– Вот что, ребята, я вам сейчас дам одно задание на всех. Вы сейчас будете не Петя, не Коля, не Вася. А вы все будете ХУЛИГАНЫ! Выходите по одному на эту полянку, а мы с моей ассистенткой Олей посмотрим на вас и решим, кто нам подойдёт для съёмок.

После этих слов мы с Олей отошли в сторонку, и я тут же понял, что поступил крайне опрометчиво, дав такое, мягко говоря, необычное задание. Ребята немедленно начали толкаться, плеваться, кривляться, короче, зрелище было отвратительное. Мы с Олей в ужасе переглянулись. И в этот момент я заметил Васечкина. То есть я тогда, конечно, не знал, что это Васечкин. Я просто обратил внимание, что этот аккуратный мальчик с отложным воротничком и глазками-пуговками ведёт себя не так, как остальные. Он не шумел, не скакал, не кривлялся, а тихо стоял в сторонке, несколько скептически, я бы даже сказал печально, разглядывая своих товарищей, которые с воодушевлением выясняли, кто главный, а кто не главный, кто кому даст, а кто не даст.

Но вскоре Васечкину (который, как мы теперь знаем, долго стоять на одном месте не может) это надоело, и он подошёл поближе, но не к своим приятелям, а почему-то к моей ассистентке Оле. Подошёл и давай буравить её своими глазками. Так, как будто он молоденьких девушек в жизни своей раньше не видел. Оля покраснела как помидор и шепчет мне еле слышно, одними губами: «Что мне делать?» А я ей также незаметно отвечаю: «Ничего, делай вид, что не замечаешь!» Оля тем временем ещё пуще покраснела, однако старательно стала смотреть в сторону, мимо Васечкина. Но тут случилось следующее. Васечкин подошёл к ней вплотную. Привстал на цыпочки, да как гаркнет ей в ухо что было мочи: «Тётка, дай закурить!»

Оля, бедная, даже вздрогнула, а я не выдержал и покатился со смеху, потому что это действительно было очень смешно. Я понял, что нашёл своего героя.

– Как тебя зовут, мальчик? – спросил я.

– Васечкин, – ответил Васечкин. И поправился: – Петя. Я вас хочу кое с кем познакомить, – добавил он. – Вы не пожалеете!

– С кем же это? – заинтересовался я.

– С моим другом Петровым, с кем же ещё! – поразился Васечкин. И, повернувшись, заорал: – Эй, Петров! Поди сюда! Всё в порядке!

Откуда-то из толпы вынырнул кругленький большеглазый Петров. Он приблизился к нам и застенчиво поздоровался: