— Опять! — вырвалось у меня.

Ближайший бирюч опустил глаза, но честно продолжал тарабанить свое:

— …уволок ее в леса темные, в болота стоячие, за реки незнаемые. А кто вернет красавицу-царевну ее мужу законному, тому Иван-царевич из казны блестящих червонцев отсыплет, а деревянных настрогает немеренно!

— Его же вроде убили… Змиевича этого, — сказала я.

— Не, — хмуро сказал бирюч. — Это батьку его, Змея Горыныча. А ты, ежели очередь занимать не будешь, проезжай и место чужое не занимай! — и побрел дальше выкликать тот же текст.

Хэм вертел головой, ловя каждое слово, но пока, верный инструкциям, вопросов не задавал, избавив меня от не вполне пристойных объяснений.

Похождения супруги регента Милены, дочери Бухано-трескавского господаря давно стали в Поволчье притчей во языцех. Царевна наставляла супругу рога со всеми подозрительными личностями в окрестностях — и с Кащеем, и со Змеем, и с Лихом Одноглазым, и даже, кажется, с Бабой-Ягой. Нагулявшись же, она каждый раз возвращалась домой, заявляя, будто злое чудище ее похитило, а мимоезжий добрый молодец освободил. В добрых молодцах, как правило, недостатка не было. Иван же царевич каждый раз безропотно принимал ее обратно, да еще спасителя награждал, за что и получил от подданных прозвище Иван-дурак. Лично я думаю, что регент не был столь легковерен. Просто супруга наследника престола в Волкодавле одновременно являлась также верховной жрицей Ядреной Матери, а ссориться со жреческим сословием царевичу было ни к чему.

Убедившись, что очередное похищение царевны Милены никак не сказывается на повседневной жизни Волкодавля, я направилась в гостиницу «Белка и свисток», где у меня был открытый кредит. Выбрала я это заведение не из-за особых удобств. Просто так заведено — именно здесь, а не в «Копытном медведе» и не в «Рассвете полночи» собираются чужестранцы. Не исключено, что услышим какие-нибудь новости относительно нашего дальнейшего маршрута и его конечной цели.

Заняв смежные номера, мы спустились в зал. Лучше было бы оставить Хэма в номере, но удержать его не представлялось возможным. Он требовал компенсации за все предшествующие дни, когда вел себя паинькой. Он желал смотреть, слушать, а больше всего — жрать! В дороге мы отнюдь не голодали, но теперь Хэма потянуло на местную экзотику.

Приволчанская кухня, на мой взгляд, тяжеловата и, безусловно, придется не по вкусу тем, кто любит жареное. Из напитков подают пиво, медовуху, а вино в те времена можно было найти только бухано-тресказское, поскольку монополию на торговлю вином в Волкодавле держал тесть регента. Но того, кто привык на завтрак, обед и ужин получать только конину и кумыс, волкодавльская кухня должна была поражать разнообразием. Хэм тут же заказал «всего и побольше», и едва яства начали ставить на стол, принялся кидаться от одного к другому.

Удостоверившись, что его внимание полностью принадлежит гречневой каше, жирной кулебяке и грушевому квасу, я оглянулась. Зал «Белки и свистка», как обычно, был полон народу. За соседними столами я увидела несколько знакомых рож. Здесь были: странствующий рыцарь Лонгдринк и старый пират Топлесс, степные батыры Бурта-Чино и Бура-Тино, варяги Торстейн, Эйнстейн и Финкельстейн, кельтские воины Блин и Скандал и прочие странники, нередко посещающие Гнилой Базар. У окна дремал жрец Ядреной Матери отец Гениталий. Ему не стоило беспокоиться за свою паству. Жители Волкодавля имели обыкновение поминать богиню всуе, и в зале то и дело слышалось имя богини во всех ее ипостасях. Ибо коренных приволчан в зале тоже было немало. Одни пришли сюда выпить и закусить. Другие вели дела с заезжими гостями, и не всегда эти дела были таковы, чтоб местные резчики могли вырезать их на Досках Почета, украшавших мостовую Гнилого Базара. Мало кто из местных не пытался обдурить глупых чужестранцев, и не мне было осуждать их — в какой стране поступают иначе? Вот и сейчас сквозь общий гвалт слышно было, как ушлый житель сватает иностранцу карту потерянного города Кипежа со всеми его сокровищами.

Этот легендарный город якобы стоял среди лесов Заволчья, где нынче-то и деревни попадались редко. Одни говорят, будто Кипеж непостижимым образом скрылся из виду, дабы его не могли найти нагрянувшие из Суверенного Оркостана на Заволчье злые вороги. Другие — что кипежане дружно направились в Волкодавль на ярмарку и так перепились, что не смогли отыскать дорогу домой. Что верно, то верно — леса в Заволчье повышенной проходимостью не отличались.

Поэтому грядущим искателям потерянного Кипежа могу только посоветовать пенять на себя. Это всё равно что разыскивать невидимую страну Камбалу в Балалайских горах.

Хэм оторвался от миски со щами, к которым приступил после кваса, поднял голову. Взгляд его упал на близкосидящих кельтов, точнее, на их оружие.

— Эй, что это у них за хреновины?

— Тише ты, а то как вломят за оскорбление священного оружия…

— Тоже мне оружие — типа арбузов в сетке…

— Это не арбузы, а деил клисс. Выражение «забить мозгами» слышал? От него и пошло. У них так принято. Мозги убиенного противника смешивают с известкой и пользуют, как снаряд. Одновременно бьют врага и добывают новое оружие.

— А еще нас варварами называют, — пробурчал Хэм, но посмотрел на экономных кельтов с уважением.

Но познавательная беседа тут же была прервана. Около стола возникла девица в платье, расшитом мишурой, и при большом количестве дешевых украшений из стекла и бисера. В Волкодавле их обычно носят служительницы Ядреной Фени, отчего эти украшения в просторечьи именуются «феньками». Волосы у девицы были распущены, опять-таки в знак ее служения, пряди падали на лицо, из-под них виднелись обведенные сажей глаза.

— Привет, люди добрые. Скучаем? Я Кики, могу вас развлечь. — Не дожидаясь приглашения, она плюхнулась на скамейку рядом со мной и, ухватив кружку из-под кваса, плеснула себе из баклажки медовухи. По местным понятиям она имела на это право. И восхвалять себя, расписывая, насколько она ядрена, тоже имела право. На то и кабак. Однако меня смущало то, что свои размалеванные глазки Кики строила не Хэму, а мне. Ладно, на нем не написано, что он принц, но всё же… И когда она стала игриво подпихивать меня костлявым локотком, я вскипела:

— Отвали, Ядрена Вошь! Я не по этому делу!

Девушка отшатнулась.

— Так ты баба, что ли?

— А то!

Вероятно, она покраснела, но под волосами и слоем белил это трудно было определить. Едва не свалив скамейку, Кики бросилась прочь.

Ну вот, напрасно обидела девушку, со стыдом подумала я. Ошибочка вышла, при плохом освещении чего не бывает.

— Чего она умотала? — спросил Хэм. — Типа собирались хорошо посидеть…

— Это я тебе после объясню.

— Чего после? Чего после? Ты же говорила — вопросы задавать без свидетелей! А свидетелей-то и… есть.

Над нами, дыша перегаром, нависал Топлесс. Черная повязка на его незрячем глазу (говорили, что глаз он себе случайно выткнул сам, когда с похмелья брился ятаганом) сползла на нос, нос спорил цветом с малиновым кушаком, тщетно боровшимся с пузом.