Десантники прикрывают меня, высаживая патроны длинными очередями. Рядом рокочет «Печенег» пулеметчика.

Быстро наматываю на шею раненому перевязочный пакет, плотно прижимая ватно-марлевую подушечку. Бойца колотит крупная дрожь, из поврежденного горла вырываются хрипы. Блин, могу не успеть… Ну, держись же, братишка. Нашариваю в фельдшерской укладке шприц-тюбик с сильнодействующим стимулятором.

– Распори ему рукав, – отрывисто бросаю одному из десантников.

Тот быстрым движением штык-ножа раскромсал пятнистый камуфлированный рукав. Срываю предусмотрительно намотанный на приклад автомата жгут и перетягиваю предплечье раненого. Блестящая тонкая игла уходит в синюю вену. Выдавливаю из шприц-тюбика все, до капли. Кажется, дыхание становится ровнее. Еще несколько инъекций, и дело, кажется, идет на лад.

Рядом грохает взрыв, еще одного десантника отбрасывает в сторону. Так не хочется с такой родной, прогретой земли! Но делаю над собой усилие и вскакиваю – навстречу воющим в воздухе осколкам и распростершемуся на камнях солдату. Твою же мать! Камуфляж и «разгрузка» пропитаны кровью, руки и ноги загребают пыль, из горла толчками вытекает черная кровь… Я торопливо разрезаю ремешки разгрузочного жилета. Тельняшка под ним черная от крови. Комкаю бинт и прижимаю к располосованной груди, белая ткань моментально напитывается красным. У раненого гемоторакс, кровь пузырится в ране, десантника колотит крупная дрожь. Товарищи как могут пытаются помочь ему. Но все бесполезно – он умирает у нас на руках.

– Суки!!!

Детина в камуфляже и разгрузочном жилете, из-под которых виднеется бело-синий клин тельняшки, садит с колена из пулемета. Тяжелый «Печенег» плюется гильзами из затвора. Мелькают миниатюрными молниями трассеры – один через три обычных патрона.

Еще один ранен, но тут не страшно – выживет. Разрываю очередной ИПП[13]. Закончив перевязку, колю раненому промедол и противошоковое.

– Тащите его назад!

– Есть!

Теперь – рывок к ближайшему дому на окраине селения. Вокруг свистят пули, выбивают пыльные фонтанчики под ногами. Вот сука! Петляю, как заяц. Упал за камень, перебросил смотанные изолентой автоматные рожки, передернул затвор. Рядом взвилась пыль от автоматной очереди. Я развернулся и ударил вслепую коротким кинжальным огнем, резко отпрыгнул в сторону, упал и дал еще очередь. Дверь и глинобитную стену хижины прошили три десятка пуль. Я поменял отстрелянный магазин и передернул затвор.

Снова – вперед!

Десантники короткими перебежками стали продвигаться к центру кишлака. Мои два санитара и еще несколько солдат остались чуть позади. Сейчас пойдут раненые, я уже знал это по опыту. «Зачистка» – самый гадостный способ ведения боевых действий. Неизвестно, на что могут напороться ребята из десантно-штурмовых групп. «Растяжка» или очередь в упор от обдолбанного «духа». Нож в спину или крупнокалиберный ДШК, пули которого отрывают руки и ноги, и не спасает никакой бронежилет…

Мелькали темные фигуры моджахедов, уши закладывало от грохота. Стрельба велась со всех сторон, было непонятно, где свои, а где враги.

– Аллах акбар!!! – заорал огромный чеченец с лицом, по самые глаза заросшим бородой, и с гранатой в руках бросился на солдат.

Со всех сторон по нему ударили автоматы десантников. Моджахед словно налетел грудью на невидимую преграду, его грудная клетка буквально взорвалась кровавыми клочьями разорванной плоти. Одна из пуль попала в гранату, висевшую на поясе «духа». Раздался оглушительный взрыв, и моджахед превратился в воющий клубок огня.

Десантники постепенно прочесали селение до центра. Пока нам везло. Только одному «братишке» переломало ребра, когда очередь из автомата хлестнула по «бронику». Удар был сильный, но титановые пластины выдержали. Стащив с десантника разлохмаченную и покореженную броню, я проверил, нет ли пневмоторакса, и туго перебинтовал грудную клетку прямо поверх тельняшки.

Так, теперь нужно торопиться.

– Быстрее! Быстрее! – я в очередной раз поменял рожок в автомате.

Мокрые от пота, задыхающиеся, мы, наконец, добежали до центра кишлака. И тут нам под ноги ударила автоматная очередь.

– Вы кто?!

– Да вы что, охренели?! Свои мы, свои!

Командир роты капитан Островский, его заместитель, радист и остальные десантники залегли в развалинах большой саманной постройки в центре кишлака.

– Все живы? – спросил капитан, отрываясь от приклада автомата.

– Нет. Двое «двухсотых» и трое раненых, один – тяжело.

Я высунул было голову из укрытия, чтобы оглядеться. Комроты с силой дернул меня за руку и повалил на землю. Над головой свистнули пули, моджахеды лупили из крупнокалиберного, а вдобавок – еще из десятка стволов калибром поменее. По камням прыгали фонтанчики от пуль, в воздухе визжали рикошетирующие от камней пули.

– Вот суки! Там у них пулеметное гнездо. Садят, гады, патронов не жалеют. Сейчас свяжусь со Славкой Незвинским, пусть они их раздолбают. – Капитан Островский отвернулся к рации и схватил поданные радистом микрофон и наушники. – «Охотник», я – «Медведь», прием! Подави пулеметную точку «чебуреков» на господствующей высоте.

* * *

Славик, укрывшийся за стеной полуразваленной хижины, поставил свою сверхмощную снайперскую винтовку на сошки. В перекрестие электронно-оптического прицела он увидел тяжелый пулемет ДШК. Бородатый «дух» молотил длинными очередями. Снайпер-десантник плавно нажал на спусковой крючок. Тяжелая АВС калибра 12,7 миллиметра отозвалась грохотом и чувствительным ударом приклада в плечо. Незвинский потянул рукоятку массивного затвора, выбрасывая стреляную гильзу.

В электронно-оптический прицел он увидел, как лопнула кровавыми брызгами и ошметками плоти и костей голова «духовского» пулеметчика. Следующая бронебойно-зажигательная пуля превратила ДШК в груду лома. Больше он не будет стрелять.

– Вот молодец! – командир роты сменил двадцатизарядный магазин 9-миллиметрового бесшумного штурмового автомата АС «Вал». – Вперед, славяне!

Короткими перебежками, прячась за разваленными стенами хижин и прикрывая друг друга, десантники двинулись вперед. Путь им преградила группа моджахедов, внезапно явившаяся из завесы пыли и дыма, веявших над развалинами. Не успели они опомниться, как были выкошены ураганным огнем русских. Выжившие под смертоносным ливнем свинца были уничтожены в короткой и жестокой рукопашной схватке.

Я бежал, орал и стрелял вместе со всеми, в каком-то диком угаре.

Вдруг передо мной, будто из-под земли, появился «дух», размахивающий окровавленным ножом. Ваш покорный слуга, не задумываясь, ударил его прикладом по лицу, раздался хруст, во все стороны брызнули выбитые зубы. Увы, учился-то я не на стоматолога. Моджахед выронил нож и заорал, схватившись руками за окровавленное лицо. Продолжая атаку, не останавливаясь, с налета, саданул его ногой в живот. «Дух» согнулся и полетел на землю. Я с силой ударил его прикладом автомата в висок. Враг дернулся и затих.