— Кто? — спросила мамаша Снэгсби.

— Леди Дамблби, — повторила я. — Она была из ужасно влиятельной семьи. Кажется, я читала, что у неё был сын. Только он пропал при загадочных обстоятельствах много лет назад.

— Я слухами не интересуюсь, — отрезала она. — И тебе не советую.

Всё шло как по маслу!

— Знаете, дорогая, — сказала я, — если у вас вдруг имеются какие-то зловещие тайны, можете смело поделиться ими со мной, своей любящей дочерью. К примеру, если вы когда-то случайно раз или два встретили молодого человека, который потом случайно исчез без следа — ну с кем не бывает? — то сейчас самое время облегчить душу и поведать мне всё.

— Кто это тебе такого наговорил? — Голос мамаши Снэгсби сделался зловеще сиплым, морщины вокруг глаз сложились в карту горных хребтов и долин. — Слушай меня внимательно, юная леди: я не знаю, что произошло с Себастьяном Дамблби, и знать не хочу. И больше я на эту тему говорить не желаю, ясно?

— Ну-ну, зачем же так горячиться, дорогая, я просто пыталась скоротать время за светской беседой.

Мамаша Снэгсби набрала полную грудь воздуха. Потом раздвинула шторки на окне и выглянула наружу, где быстро уносились назад лондонские улицы. Когда она выдохнула, гнев с её строгого морщинистого лица, казалось, испарился.

— После того как мы вернёмся от портнихи, — сказала она ровным голосом, — можешь отправиться вместе с миссис Диккенс на рынок. Ты ешь столько картошки и тыквы, что бедная женщина замучилась носить в дом овощи.

Я решила, что это отличная возможность поговорить кое о чём, куда менее деликатном.

— Миссис Диккенс говорит, у вас есть книга семейных рецептов, которую вы всегда носите с собой — вот ведь милое чудачество. Может быть, вы приготовите нам что-нибудь на десерт сегодня вечером?

— Миссис Диккенс следовало бы поменьше болтать.

Ой-ой. Неужели и эта тема под запретом?

— Обожаю семейные рецепты, — жизнерадостно сказала я. — У нас, Покетов, их было множество, они передавались из поколения в поколение. К сожалению, большая часть оказалась утрачена после трагического случая с крокодиловым пирогом — бедный дядя Мортимер не сообразил, что ящера надо сперва убить, а потом уж заворачивать в тесто. В тот день погибли семеро членов нашей семьи.

— Ты когда-нибудь прекратишь нести чушь?!

— Только если того потребуют чрезвычайные обстоятельства, дорогая. Она досталась вам от матери — я имею в виду кулинарную книгу? Можно мне взглянуть?

— Вчера после обеда я отправила письмо миссис Роуч, — сказала мамаша Снэгсби, пропустив мои вопросы мимо ушей. — И сегодня с утренней почтой пришёл ответ. Миссис Роуч с дочерьми приняли наше приглашение, они придут к нам в гости во вторник в три часа.

Возможно, я даже завопила от восторга. Но вопила недолго. Потому что на уродливом лице мамаши Снэгсби я прочла затаённую печаль и тревогу. Я поняла: с этой её кулинарной книгой связана какая-то таинственная история. Возможно, именно в этой истории кроется разгадка того, почему у мамаши Снэгсби такой ужасный характер.

И у меня родился великолепный план.

Наш визит к портнихе начался с недоразумения. Мисс Аптон — так её звали — была бледная как смерть, с тусклыми глазами; дыхание со скрипом вырывалось из её груди. Естественно, я решила, что передо мной очередное привидение, и посоветовала ей скорее лететь прочь, к свету.

— Что за чушь ты несёшь?! — рявкнула мамаша Снэгсби.

Она не знала, что я могу видеть призраков.

— Не хочу вас пугать, дорогая, — сказала я, — но, хоть вы и не можете его видеть, в этой комнате болтается жуткое привидение. Кожа серая, как у покойника. Трупный запах. Я могла бы добавить ещё ужасающих подробностей, но, поскольку у меня все задатки прирождённой Белоснежки, лучше промолчу.

Портниха оскорбилась и назвала меня грубиянкой.

— Она сирота, — пояснила мамаша Снэгсби, когда мне велели встать на стул и не шевелиться. — Никто не хотел брать её в семью, а кровных родственников у неё нет. Мы с мистером Снэгсби сжалились над бедняжкой, ведь ей некуда было идти.

Мисс Аптон набросила на меня большой кусок чёрной ткани. К счастью, в нём была прорезана дырка для головы, поэтому я могла смотреть в окно, за которым куда-то спешили люди и экипажи.

— Как добросердечно с вашей стороны, — говорила портниха, закалывая ткань булавками вокруг меня, — взять в дом бродяжку с улицы и обращаться с ней как с родной дочерью.

— Вы правы, — кивнула мамаша Снэгсби. — Каждый должен проявлять милосердие как может. Если бы не мы, бедная девочка оказалась бы в богадельне.

— Тут вы ошибаетесь, дорогая, — сказала я. — Меня бы с распростёртыми объятиями приняли в деревне, откуда все мы, Покеты, родом. Там в нас души не чают. Каждую зиму кто-нибудь из женщин вырезает статуи всей нашей семьи из замороженного сала. Этот монумент устанавливают на деревенской площади рядом с памятником Наполеону.

Мисс Аптон и мамаша Снэгсби уставились на меня, разинув рот.

— Вот дурочка! — выругалась мамаша Снэгсби.

— Это вы очень верно отметили, дорогая. — Я посмотрела на часы и покачала головой. — Мисс Аптон, нельзя ли побыстрее? Мои ноги уже…

Но я не договорила. Потому что в это самое мгновение я взглянула в окно и увидела стройную женщину в сером плаще. У неё были каштановые волосы. Очки. Прямая, как палка, спина. Торопливая, целеустремлённая походка. Судя по всему, она куда-то очень спешила.

— Ты куда?! — заорала мамаша Снэгсби, когда я сбросила с себя чёрный балахон и спрыгнула со стула. — Вернись сию же минуту, юная леди!

Я стрелой промчалась через мастерскую, распахнула дверь и выскочила на улицу.

— Она сошла с ума! — охнула мисс Аптон.

Их встревоженные голоса быстро остались позади. Не мешкая ни мгновения, я устремилась по улице, ловко огибая прохожих. Я видела впереди спину мисс Олвейс. На этот раз злодейка от меня не уйдёт!

— Прошу прощения, дамы, — сказала я, протискиваясь между двух женщин, судачивших о шляпках.

Мисс Олвейс свернула налево в конце улицы и скрылась из виду.

— Куда ты так спешишь? — спросила одна из любительниц шляпок.

— Преследую преступницу, дорогая, — ответила я, не оглядываясь. — Страшно опасную.