— Итак, с первым вопросом разобрались, — категорично решил я, подавив улыбку. — Что там у тебя за «во-вторых».

— Нет не разобрались! Вовсе не разобрались! Вопрос касается твоей безопасности! Если ты настолько беспечен, то кто, как ни мать обязана защитить тебя! И я это сделаю! — выпалила она, хотя в голосе графини уже не было прежней уверенности.

— Мам, ты что сейчас пытаешься поссориться? Я же ясно сказал, что пойду в школу вместе с Айлин как обычно. Это я не собираюсь обсуждать. И если ты не хочешь снова оказаться в неловком положении, то больше никогда не смей решать мои вопросы без меня, — я сказал это очень твердо. Графиня Елецкая прежде не слышала, да и не могла слышать подобной твердости в голосе своего сына. Хотя не только сына, но даже мужа — все-таки Петр Александрович слыл довольно добрым и мягким человеком, хотя более десяти лет отдал военной службе.

Она приоткрыла рот и растерянно смотрела на меня.

— Так, говори, что там у тебя «во-вторых». Надеюсь, не такая же ерунда, как «во-первых»? — возможно, мои последние слова ей показались обидны. Но ее следовало встряхнуть так, чтобы графиня скорее осознала: перед ней не прежний Саша, и многое теперь иначе. И я поторопил: — Давай, говори. У меня нет времени на всякие глупости, я собирался заняться важной магической практикой.

— Какой еще практикой? У тебя нет магических способностей, — сердито произнесла графиня.

— Мам, ты совсем не помнишь, о чем мы вчера говорили? Или мои слова для тебя столь неважны, что ты им не придаешь значения? Тогда смотри сюда, — я повернулся к рабочему столу, на краю которого лежали скомканные листы бумаги со схемами моих шаблонов.

Вытянув вперед левую руку, я сосредоточился, входя в резонанс с эрминговым потоком, повышая вибрацию до максимума и фокусируя его на комке бумаги. В тот же миг комок вспыхнул. Вспыхнул эффектно, словно внутри его скрывалась щепотка пороха, с негромким хлопком, разбрасывая яркие искры, которых не могло быть от обычного пламени.

— Сашенька… — вот здесь уверенность Елены Викторовны, будто ее сын — беззащитный ребенок, очень даже подсела. Хотя в глазах графини по-прежнему отражалось пламя, но оно было лишь отражением горячащего комка бумаги. — Нужно потушить скорее! — встрепенулась она, бросилась вперед, схватить со спинки кресла мой халат.

— Нужно просто не мешать мне и не пытаться что-то решать вместо меня! — намеренно сердито сказал я, резко выбросил вперед ладонь кинетическим толчком сбивая с кресла велюровый халат — в итоге мамина рука схватила лишь воздух. Сейчас дело было вовсе не в моей вредности: я не собирался этим жестом щелкнуть ее по носу, просто не хотел, чтобы в халате появилась прожженная дыра. Затем сделал пас левой рукой — пламя тут же погасло. — С магией разобрались, да? — спросил я, с удовлетворением отмечая глубину маминого потрясения. — Чтобы впредь не забывать об этом, пометь у себя в коммуникаторе: «Мой сын взрослый. У него магические способности есть». Говори, что там у тебя «во-вторых».

— Во-вторых… А что «во-вторых»? Ах, да… Даша. Что у тебя с ней? Ты имеешь какие-то отношения с нашей служанкой? — Елена Викторовна смотрела на затухающую струйку дыма над столом.

— Мам, а давай мои отношения с кем бы то ни было, будут только моими отношениями. И с Айлин, и с княгиней Ковалевской, и со служанкой Дашей, если таковые имеются. Ты пойми: лезть в мои отношения даже несколько неприлично. Примерно, как если бы, я лез в твои отношения с бароном Евстафьевым. Я знаю, что он тебе нравится. И нравился даже тогда, когда мой отец был жив. Без веских на то оснований, я и слова тебе не скажу о твоих отношениях с другими людьми. Вот и ты, пожалуйста, без серьезных оснований, не трогай моих отношений. Надеюсь, этот вопрос закрыт ровно так же, как вопрос с магией, и мне не придется являть что-то для убедительности.

— Что являть⁈ — вот сейчас мне показалось, что огонь в глазах мамы окончательно угас, и в них появилось лишь непонимание и испуг.

— Являть доказательства моей свободы в отношениях с кем бы то ни было, — вспоминая послеобеденный десерт, я едва сдержал улыбку. А ведь Даша правда сладкая штучка.

— Не надо больше ничего являть, — согласилась графиня. — Сейчас скажу, чтобы Даша убрала у тебя на столе. Нет, пусть лучше Надежда Дмитриевна зайдет.

— Мам, ты снова не все услышала? Я сказал: сейчас я буду заниматься магической практикой и не надо мне мешать всякой уборкой. Когда мне это потребуется, я сам вызову служанку по говорителю, — я подошел к столу и с помощью старой газеты, сгреб пепел на край.

Все-таки с мамой непросто. Она из тех уверенных в своей правоте, непробиваемых людей, которые меняются очень медленно и только путем маленьких или больших потрясений. Наверняка у нас случится еще много подобных разговоров. Ладно, Астерий умеет быть терпеливым.

— Занимайся. Сам тогда позовешь служанку, — сказала графиня, направляясь к двери.

Мне так и хотелось выкрикнуть: «Вот это прогресс! Слава Сварогу! Сердечная благодарность Артемиде!».

— А к барону Евстафьеву ты зря так настроен, — известила она по пути. — Он — очень хороший человек. Да, Евклид Иванович мне нравится. Я знаю его с университета. И дочка у него — девочка очень миленькая, — остановившись на пороге, Елена Викторовна улыбнулась.

— Мам, ну что ты хочешь от меня услышать? — вот тут моя память прояснилась, я вспомнил имя той пампушки: Талия! Конечно же, Талия Евклидовна. Хотя, самой талии на ее теле не наблюдалось. Наблюдался выступающий животик, а личико у юной баронессы Евстафьевой было симпатичным. Запомнилась она мне умопомрачительной раскрепощенностью и веселостью, так и лившемся из нее через край. Тут я подумал: «Почему бы не сделать маме приятное?» и сказал: — Хорошо, я поеду с тобой в гости к Евстафьевым. Талия — в самом деле интересная девочка.

— Вот и хорошо, — теперь графиня улыбнулась так, что обнажились ее белые зубки. Довольная хотя бы таким итогом, она скрылась за дверью.

Я же сгреб пепел сожженных бумаг на газету и попросту выбросил его в окно. Невзирая на внешнюю простоту трюка с пламенем, дался он мне нелегко. Здесь проблема вовсе не в талантах Астерия, а в особенностях этого мира и его магии. Эрминговые потоки не подразумевали магическое взаимодействие со стихиями, и получалось так, что маг самого высокого уровня здесь не мог задействовать стихию Огня и эффектно ударить каким-нибудь фаерболлом (или назовите как вам удобно огненный сгусток). Чтобы магическим усилием породить в этом мире пламя, требовалось скачкообразно поднимать температуру в узкой области приложения силы: изменять и направлять эрминговых поток, так как мы поступаем с солнечным светом, фокусируя его в точку линзой. Да, по сути, это температурная магия в чистом виде, никак не зависящая от стихий, но очень зависящая от опыта и силы самого мага. Признаюсь, чтобы произвести нужное впечатление на маму, я основательно вложился — до сих пор чувствовал тянущую, болезненную пустоту в области солнечного сплетения. Ведь пока Астерий здесь не так хорош, но это лишь дело тренировок — скоро он станет гораздо лучше. И что мне особо нравилось в этом мире: ни один маг здесь не способен сжигать улицы и города, точно свихнувшийся бог обрушивать с неба огненные потоки и каменные глыбы, превращая мир в хаос. Извините за выражение, задолбало это безумие, творящееся во многих нижних мирах, которые созданы точно для того, чтобы там могли потешить свое самолюбие отдельные неуравновешенные личности. Я такое никогда не любил. А здесь даже боги разумно ограничены в возможностях. И это правильно и хорошо.

До самого сна я прокачивал магические навыки, продумал и воплотил несколько полезных шаблонов — их можно в один миг активировать при необходимости. Вот не хотелось, чтобы такая необходимость возникла. Светить в школе, что граф Елецкий обладает магией, нежелательно. Во-первых, я (в данном случае Астерий) из тех, кто не любит привлекать внимание. А во-вторых, разумнее не вскрывать все карты недоброжелателям. Но если потребуется применить нечто этакое, то я сделаю. Перед тем как лечь в постель, я включил коммуникатор, чтобы отправить Айлин сообщение, что завтра иду в школу и зайду за ней. Прежде чем я успел это сделать в мой терминал свалилось аж три сообщения от самой госпожи Синицыной: «Как ты там? Очень надеюсь, что