Эту машину смерти уже ничем нельзя было остановить, как и управляющего ею Дьявола, который и не думал умолкать или давать своей жертве хотя бы нескольких секунд мнимой передышки. Просто пёр, налегал и давил, наблюдая с невозмутимой хладнокровностью изощрённого палача-садиста как та корёжится, беспомощно хватая посиневшими губами отравленные глотки кислорода.

И, как видно, ему действительно было мало только добивать словами. Он даже поддался чуть вперёд, оттолкнувшись от спинки своего кресла, чтобы облокотиться изгибами локтей о колени и сцепить изящным жестом пальцы рук в расслабленный замок, буквально «нависнув» над лицом сидящей напротив безмозглой добычи. Чтобы не только следить с очень близкого расстояния за её предсказуемой агонией и не дай бог не пропустить ни одного возможного изменения в её постоянно меняющемся взгляде, но и аккуратно срезать лоскут за лоскутом беспощадными клинками собственных глаз её такие сладкие страхи с первыми ростками шокирующей боли.

Вот когда Дэниз стало не по себе в истинном понимании данного значения. Если он переведёт на неё подобный взгляд, она же точно не выдержит…

– У тебя ведь встаёт, когда ты время от времени как бы «ненароком» задеваешь рукой или бедром свою соседку? Это у тебя что? Какая-то особая форма перверсии? Типа… растягиваешь удовольствие, смакуешь минуты, дышишь её ароматами до звона в яйцах? Сколько тебе ещё нужно вот таких вот извращённых манипуляций, чтобы наконец-то кончить? Ещё несколько минут или «нечаянных» прикосновений? Потом побежишь в туалет и спустишь в унитаз?

Если Дэнни откровенно придавило последними фразами брюнета практически намертво к сидению и спинке её кресла неподъёмной свинцовой статуей, контузив буквально до глухоты, частичной слепоты и аритмичного перебора взбесившегося сердца, то Пола Гилмора, наоборот, со стремительной лёгкостью и несвойственной его комплекции живостью подбросило с места вверх, как ту реактивную ракету или подорвавшегося на мине криворукого сапёра. Удивительно, как он ещё после подобного манёвра не набросился с кулаками на своего обидчика в ту же секунду и с тем же энергетическим запалом.

– Да… кто… как вы… с-с… смеете?!.. Кто… кто вы… – сказать, как его клинило и, как сильно он заикался – не сказать ровным счётом ничего. Это вообще было сложно описать словами – само состояние человека, переполненного абсолютно неконтролируемым негодованием и немощной яростью, граничащими с подступающей истерией в истошных срывах поросячьего визга. Его так и порывало обложить этого в конец охреневшего красавчика Голиафа в чёрном всем имеющимся запасом своей богатой ненормативной лексики, но, видимо, для Гилмора даже это оказалось непосильной задачей.

Его попросту перемыкало, или же удерживало на крайних гранях животных инстинктов самосохранения какими-то невидимыми чудо-нитями. Хотя, да, он то и дело сжимал и разжимал свои толстые, как свиные сосиски пальцы в пухлые кулачки, которые даже с наличием избыточного покрова подкожного жира не выглядели столь же внушительными и реально опасными, как у его совершенно невозмутимого обидчика. Наверное, внутренний боксёр, что так рвался в бой подобно Моське на слона, намеренно распаляя себя изнутри, всё же уступил крошечному зёрнышку человеческого интеллекта, что так вовремя успел нашептать своему хозяину о неравноценном физическом потенциале обоих мужчин.

О, как же Дэниз хотелось в эти мгновения раствориться в шерстяной обивке плотного кресла абсолютно невидимой и бестелесной тенью, как можно поглубже и желательно до окончания всей поездки. Как её вообще угораздило стать свидетельницей этой… дичайшей стычки, не подпадающей ни под одну из известных ей категорий конфликтных ситуаций. Её и без того размазало по спинке пассажирского сиденья эмоциональным прессингом увиденного, услышанного и пережитого. Не спасала даже мизерная вероятность того, что это всё могло быть не взаправду, каким-нибудь ночным кошмаром или бредовой галлюцинацией. Но в том-то и дело. Для сна или же того же галлюциногенного видения всё выглядело слишком реалистичным, последовательным и никуда не исчезающим.

Единственный, кого всё это больное безумие совершенно не задевало, практически не трогало за живое и кто оставался на протяжении всего этого времени невозмутимо спокойным – это попутчик в чёрном. Синеглазый брюнет, Дьявол в человеческом обличье, с такой же нестандартной демонической красотой, которая не сколько очаровывала и притягивала, а скорее настораживала и даже слегка пугала своим далеко не классическим образом.

Вот и сейчас он продолжал с нескрываемым презрением рассматривать комическую внешность восставшего перед ним во всей своей «устрашающей» красе Пола Гилмора. Будто не над ним нависали в достаточно красноречивой позе с намёком на возможную угрозу физической расправы, а именно ОН, чуть прищурив глаза, с показательной апатией разглядывал выскочившую перед ним блоху, так и не решив, что же делать с ней дальше. То ли прибить, то ли просто смахнуть ладонью. Ибо в любом случае маячившая перед его унылым взором далеко нелицеприятная картина раздражала его утончённый сверхэстетический вкус, как своим видом, так и исходящим зловонием.

На сбивчивый лепет оскорблённого собеседника, он лишь отвёл на время свой заскучавший взгляд в сторону приоконного столика и ленивым движением правой руки подхватил лежавшую там возле сигарет платиновую зажигалку. Эдакий мини-антракт. Показательная демонстрация своего царственного превосходства, как физического, так и интеллектуального. Всё остальное – пыль и тлен.

И снова Дэниз не сумела удержаться от этой завораживающей картинки, будто взгляд с сознанием сами искали некие спасительные маячки в прессующей реальности, за которые было можно зацепиться и не исключено, что даже отвлечься с их помощью. А что ей ещё оставалось делать? Зажмуриться, заткнуть уши, просочиться сквозь вентиляционную решётку под потолком? Или же в который раз поддаться завораживающей игре чужих длинных пальцев широкой и определённо тяжёлой кисти мужской руки? А потом неосознанно потянуться по её рельефному изгибу, обтянутому чёрной тканью однобортного пиджака, к мощному округлому плечу, высокому подъёму трапеции и на несколько мгновений остановиться на шее, обхваченной почти под самые скулы высокой горловиной шёлковой водолазки. Казалось, никакой фасон одежды не смог бы до конца замаскировать весь физический потенциал этого человека, а данный костюм, наоборот, ещё больше подчёркивал мускулистую фигуру и голиафский рост своего владельца. Так что не было ничего удивительного ни в его поведении, ни в отсутствии каких-то сомнений касательно иного разворота событий.

А может он принадлежал к редчайшему типу людей, которые вообще лишены каких-либо инстинктов самосохранения, включая самые банальные страхи перед реальной опасностью?

И кто ей скажет, почему она до сих пор здесь сидит, пялится на незнакомого ей человека и никак не может определиться со своими желаниями – сбежать или остаться?

–…Да кто вы, мать вашу, вообще такой?.. Позволять не весть что… оскорблять людей! Это же самое банальное форменное безобразие! Невоспитанность и отсутствие каких-либо моральных принципов. Откровенное бесстыдство и безнаказанная наглость!