— Почему? — крикнул ему вслед Туззи.

— Ядовитое дерево можно обойти, а вот ядовитый луг не перепрыгнешь, — отозвался Кай. — Легче пришибить одного огромного пса, чем отбиться от сотни мелких.

— Как ты собираешься пришибить этого пса? — заорал Туззи. — Да он перекусит тебя вместе с лошадью! Или ты думаешь, что у этого каравана охраны не было?

— Если хочешь попробовать пришибить его сам, можешь обогнать меня, — бросил через плечо Кай и двинулся дальше.

Теперь он посматривал не только по сторонам, но и вверх: слишком напоминали отпечатки на земле следы древолазов, что ковыляли в туварсинских джунглях от дерева к дереву, прежде чем повиснуть на плодовых ветвях вниз головой. Конечно, для такого гиганта и деревьев подходящих пока не попадалось, но готовым следовало быть ко всему. Кай по-прежнему надеялся на собственного коня, который позволял ему спать ночами, но рассчитывал всегда только на себя, а значит, крепкий сон ближайшей ночью Каю не грозил. Вечером к нему опять пришла девчонка, и он снова заставил ее съесть миску каши.

— Как ты попала в эту передрягу? — спросил Кай.

— Все вольные в передряге, — ответила она ему. — Многие поселки сожжены. С гор спускаются кусатара, их тысячи. И не только они. Лами с Восточных Ребер и даже малла словно озверели. Или ты не слышал?

— Слышал, — пожал плечами Кай. — Тати хотят очистить левый берег Хапы от людей. Подобное бывало и раньше, но всегда люди брали вверх. Подожди, закончится Пагуба, Текан поднимется, ураи соберут Большую Тулию и изберут нового правителя. А уж ему ничего не будет нужно, кроме маленькой победоносной войны. А еще лучше — большой войны. Кусатара снова спрячутся в своих крепостях, малла в своих дуплах, лами в своих норах.

— И долго мне ждать? — Она наклонила голову к плечу. — И дождусь ли я? А если я скажу тебе, что теперь все иначе? Что все тати объединяются для другого? Что они хотят вовсе уничтожить Текан? Воспользоваться тем, что Пагуба затянулась и проредила число людей как никогда? Многие вольные теперь возвращаются на правый берег Хапы, но не найдут покоя и там. А кое-кто осмеливается строить дома на окраине Дикого леса. Мой отец тоже собирался, да вот не успел.

— И твой поселок тоже уничтожили тати? — спросил Кай.

— Да. — Она судорожно вдохнула, словно вынырнула с глубины. — Странные тати. Словно одурманенные. Некоторые как будто напоминали неведомых чудищ. Было страшно. Многих, кого я знала, разорвали на части и сожрали у меня на глазах.

— Но ведь ты осталась жива? — заметил Кай. — Почему ты осталась жива? Если твой поселок сожжен, если тати хотят уничтожить людей, почему ты жива?

— Сама удивляюсь. — Она покачнулась, оперлась рукой о ствол орешника. — Странно. Второй раз ем досыта, и второй раз меня клонит в сон. Опять просплю до утра. А раньше не могла заснуть. Странно, что я жива. Я ведь многих тогда убила. Но потом меня ударили по голове. У них были такие узкие кожаные мешки с песком. Как чулки.

— Ты многих убила? — не сдержал улыбки Кай. — Наверное, раздавала щелчки малла? А потом тебе сохранили жизнь как самой шустрой? Или самой глазастой?

— Не знаю. — Девчонка пожала плечами. — Если бы ты видел, охотник, скольких перебили в нашем поселке. Оставляли только девчонок да юнцов, что покрепче. Я слышала, что их отправили в Гиблые земли. В шахты. И на рудники кусатара. Говорили, что и там и там — верная смерть. Тати нужно оружие, значит, нужна руда, металл. А девчонок отправляют куда-то под Кету. Будут делать их то ли воинами, то ли женами. Наверное, где-то не хватает жен. Такшан хвастался спьяну.

— Что собираешься делать? — спросил Кай.

— Все равно опять сбегу! — прошептала она. — Чуть позже!

— Позже? — не понял Кай.

— Мне надо в Кету, — почти беззвучно прошелестела девчонка. — Сама собиралась пойти туда следующей весной, а тут такая оказия. Так не проще ли добраться до нее в веселой компании?

— Ты это называешь «веселой компанией»? — удивился Кай. — А что в Кете забыла?

— Ты тоже мне все свои секреты расскажешь? — усмехнулась она.

— Послушай, — он с подозрением прищурился, — не могу избавиться от мысли, что где-то тебя уже видел. Лицо твое мне точно незнакомо, но когда говоришь или двигаешься… Ничего в голову не приходит?

— Приходит, — кивнула девчонка. — Знакомиться не умеешь. Туговато у тебя с фантазией, охотник. Мог бы и поинтереснее что-нибудь придумать.

— Сказала Такшану, что я заставил тебя съесть кашу? — с усмешкой поинтересовался Кай.

— Нет. — Она сжала губы в линию. — Он ведь чего-то хочет от тебя. А вдруг поверит твоим словам, да и в самом деле пришлет кого потолще? А я что? Буду с голоду подыхать?

— Как тебя зовут? — спросил Кай.

— Каттими, — гордо расправила худые плечи девчонка. — Я дочь кузнеца!

— Плохая примета, — вздохнул Кай. — Для меня плохая. Однажды… Ладно. Скажи-ка мне, тебе не показалось, что у твоего Такшана руки длинноваты? И брови уж больно черны?

— Он полукровка, — выпятила девчонка губу. — То ли бабка, то ли дед у него из кусатара. Ну так и руки у него длинноваты, но не до колен же? Он ведь и сам этого не скрывает. А то стали бы с ним разговаривать тати? Он же за героя себя числит! Мол, выкупает у тати людей. А то, думаешь, как ему хиланские ярлыки достаются?

— Понятно-понятно, — задумался Кай.

— Что за плохая примета? — Она все еще стояла в десяти шагах от него, зевала, прикрывая рот ладонью. — У нас в поселке встреча с кузнецом считалась удачей.

— Да так, — ответил Кай. — Однажды я встретил дочь кузнеца, и после этого моя жизнь перевернулась.

— Влюбился? — загорелись у нее глаза.

— Нет, — махнул рукой Кай. — Просто все совпало. С ней все в порядке, думаю, она даже счастлива. Моя жизнь перевернулась. Не из-за нее. Из-за меня. Ты что-то еще хотела спросить?

— Ага. — Она взъерошила короткие волосы. — Почему тебя кличут Весельчаком? Я еще ни разу не видела, чтобы ты улыбался.

— А вот так? — Кай старательно растянул рот.

— Да ну тебя, — надула губы Каттими, — я лучше пойду.

— Ладно, — проворчал Кай и добавил, когда девчонка обернулась: — Как-то я встретил одного путника, у которого была кличка Лохматый. Так вот он был лыс, что твоя коленка. Понимаешь?

— Так ты Весельчак, потому что никогда не смеешься? — поняла Каттими. — А почему ты не смеешься?

— Невесело мне, — процедил сквозь зубы охотник.

Холод накатил под утро. Кай мгновенно открыл глаза и секундой позже услышал предупреждающий храп лошади. Его конь стоял опустив голову, прижав уши, словно он был не лошадью, а огромным псом, и смотрел вперед, в сторону распадка, заполненного утренним туманом, в который дорога ныряла, словно в молочную реку. А ведь только вечером он набирал воду в текущем там ручье.