Медленно поднимаясь вверх по лестнице и стараясь не удариться большим пальцем еще раз, она начала напевать сыну колыбельную. Тот гладил ее волосы и тихонько подпевал. Лотти уложила его в кровать, поцеловала и улыбнулась.

— Как ты сегодня провел день без мамы? — с нежностью спросила она.

— Нормально, только вот морковь, которую давали на полдник, была слишком мягкой, и я спрятал ее под подушку, — ответил Дэнни и повернулся на бок, чтобы взять любимую мягкую игрушку из кучки плюшевых зверят, лежащих около его подушки.

Лотти рассмеялась и прикрыла плечи сына одеялом.

— Значит, ты переживешь две недели у няни, пока мама будет занята?

— Конечно, — ответил он, — мне там разрешают прыгать гораздо дальше, чем разрешаешь ты. Я сегодня спрыгнул с третьей ступеньки, и никто не сказал, что мне может быть больно.

— Ну, ты молодец! — Лотти попыталась скрыть появившееся на лице выражение недовольства. — А теперь пора спать, малыш. Завтра утром нам рано вставать.

Она не до конца закрыла дверь его спальни, чтобы услышать, если он проснется и будет плакать, и подумала о том, что сыну, скорее всего, очень нравится у няни. Там, в отличие от дома, над ним никто не «виснет», там веселее. Неужели она говорила ему, что он может поранить себя, если будет прыгать с лестницы? Видимо, говорила. Значит, Дэниелу будет полезно немного отдохнуть от мамы, как и самой маме немного отдохнуть от домашней рутины.

Просунув руку за занавеску, Лотти включила воду в душе, скинула с себя остатки одежды и посмотрела на свое голое тело в зеркало во всю стену ванной. Потом провела все еще липкой ладонью по мягкой коже тонкой шеи. На загорелых плечах виднелись белые полоски от тесемок летних платьев. Обхватила ладонью грудь, которая была упругой и не обвисшей, несмотря на то, что она кормила ребенка своим молоком. Ее живот тоже был в прекрасном состоянии. Растяжки после родов исчезли. Отказ от сахара давал свои результаты — живот был практически плоским. Потом Лотти внимательно осмотрела свои ноги, которыми всегда заслуженно гордилась. Они были длинными, идеально безволосыми и с четко очерченными мускулами. Когда ей было девятнадцать и она шла хоть в мини-юбке, хоть в джинсах, ей вслед оборачивались практически все мужики.

«Что же во мне изменилось? — недоумевала она. — Те же самые ноги. Я такая же, какой была раньше. Почему сейчас мои ноги — это всего лишь инструмент, помогающий добраться из одного места в другое?»

«Глупая, — сказала она своему отражению. — Зэйн прав. Что, черт возьми, со мной не так?»

Лотти так резко отдернула ладонь от тела, что слегка поцарапала кожу, и, закрывая глаза, заметила, что женщина в зеркале нахмурилась.

«Сейчас приму душ, и все встанет на свои места», — подумала она. В ожидании расслабляющей струи горячей воды встала в ванну, запрокинув назад голову и протягивая руку к гелю для душа.

Ледяная вода ударила ей в грудь. От холода и неожиданности у нее перехватило дыхание. Она взвизгнула и протянула руку, чтобы выключить воду, но выбила из крепления головку душа, которая упала в ванну и окатила ее снизу струей воды. Да что за черт! Два раза помыли сына, и ей горячей воды уже не осталось! Лотти повернулась к двери, чувствуя, что от нее все еще пахнет вином. Придется терпеть холод. Стиснув зубы, она взяла в руки душ и быстро сполоснулась. Через тридцать секунд, дрожа, вылезла из ванной, схватила полотенце и мысленно поблагодарила погоду за то, что солнце успело хорошо прогреть второй этаж дома. Теперь оставалось лишь спуститься вниз, убрать беспорядок на кухне, вымыть пол и быть готовой к тому, что утром все равно будет чувствоваться запах разлитого вина.

На кухне муж отодвинул пустую тарелку и положил перед собой газету.

— Всё в порядке? — поинтересовался он, не отрывая взгляд от газеты.

— Да. Хочешь что-нибудь еще?

— С удовольствием выпил бы кофе, — ответил Зэйн, переворачивая страницу.

Периодически поглядывая на него, Лотти включила чайник и поставила грязную тарелку в посудомойку. На висках Зэйна уже виднелась преждевременная седина, но в целом выглядел он неплохо: был худым — сохранять форму ему помогал гольф, — а его походка оставалась такой же уверенной, как когда-то и у нее самой. Сейчас Лотти завидовала этому. Она налила кипяток в кружку, добавила молока и половину ложки сахара, то есть сделала все так, как ему нравилось, размешала, после чего поставила кружку перед ним и произнесла, повернувшись к Зэйну спиной и заваривая себе чашку зеленого чая:

— Я решила остаться в суде присяжных.

Лотти услышала, что Зэйн сложил газету, отодвинул ее и сделал глоток из кружки.

— Мы же все это уже обсуждали, — сказал он, — и сошлись на том, что для сына оптимальным был бы твой отказ. У меня куча встреч в ближайшие пару недель. А если Дэнни вдруг заболеет и не сможет остаться у няни?

— Мне нужно всего две недели. Нет никаких оснований предполагать, что он в это время вдруг возьмет и заболеет, — возразила она.

— Шарлотта, ты обещала, что освободишься. Я даже предлагал написать письмо с объяснением причин.

Лотти вскипела. Она не нуждалась, чтобы муж писал за нее оправдательные письма. В какой-то момент не только она потеряла веру в себя, но, очевидно, и он потерял веру в нее.

— Я думаю, что работа присяжной будет интересной, поэтому не просила, чтобы меня освободили. Это важно, это гражданский долг.

Лотти сосредоточенно наливала в чашку кипяток. Она соврала мужу, хотя могла бы не делать этого и избежать спора. Но будь она проклята, если еще хоть раз доставит ему удовольствие тем, что подчинилась.

— Мне кажется, ты преувеличиваешь значение гражданского долга. Хотел бы напомнить тебе, что я каждый день хожу на работу, а ты сидишь дома, чтобы наш ребенок получал достаточно внимания и все в доме было в порядке, — ответил Зэйн. — Хочу также напомнить тебе о том, что мы решили завести второго ребенка. Дэниел уже достаточно большой, он сейчас в идеальном возрасте для того, чтобы у него появились брат или сестра. С карьерой у меня тоже все отлично, но вот ты все еще пьешь; вдобавок это недоразумение с судом и присяжными…

— Зэйн, это ты решил, что сейчас самое время завести второго ребенка. Я пока под этим не подписывалась, а даже если б это и произошло, то полбокала вина и пара недель в суде дела сильно не изменят, — заявила Лотти, отрывая кусок бумажного полотенца и вытирая круглое пятно, оставшееся на столе от ее чашки. — Я не хочу быть человеком, единственная функция которого заключается в том, что он обслуживает всю семью.

— Снова-здорово… — Он сокрушенно вздохнул. — Почему ты все время на это упираешь? В нашей семье всё работает именно потому, что мы согласились, что у каждого из нас разные роли. Почему ты не можешь относиться ко мне чуть бережней? У меня на работе достаточно конфликтов, чтобы ругаться еще и дома.

— У нас с тобой нет никакого конфликта. Я буду делать все то, что делаю обычно. Две недели Дэниел спокойно проведет у няни. Если произойдет что-то чрезвычайное, я беру на себя обязательство решить проблему и найти альтернативный вариант.