Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Долго я буду ждать?
То есть, он не шутит. Он правда хочет, чтобы я сейчас разделась прямо на пороге, а до того, как мне привезут новую одежду, носила его рубашку.
И звание «самый радушный хозяин года»… отправляется Адаму Гранту!
— Я должна раздеться полностью, сэр?
Хотя бы туфли я могу оставить?
— А что, трусики ты получила от мамы на Рождество? — парирует Грант, сложив руки на груди.
Прощайте, Лабутены.
— Мне нужна ваша помощь, сэр, — говорю, облизав губы. — С платьем.
Он не велит мне подойти ближе. Приказ предельно понятен — ни шагу в его доме, пока на мне одежда, купленная другими мужчинами.
Грант сам подходит ближе. Не дает мне обернуться, сам обходит и встает у меня за спиной. Я снова не вижу выражение его лица, только вздрагиваю, когда он убирает мои волосы на одно плечо.
Касается молнии и тянет язычок вниз.
Лопатки, бюстгальтер — пройдены идеально, но на пояснице Грант замедляется. И я знаю, почему.
Поздоровайтесь с моим секретным оружием, мистер Грант.
Производитель не зря назвал эту серию «Еленой», из-за них вполне можно развязать даже войну.
И у меня таких комплектов много.
Было.
Но для вас и за ваши деньги, мистер Грант, я обязательно закажу себе новые. Много новых трусиков, которые доведут вас до изнеможения. И меня, надеюсь, тоже.
Язычок молнии все-таки оживает. Грант замирает чуть ниже ягодиц, где наконец-то заканчивается молния. Кажется, даже не дышит. Если бы он был на двадцать лет старше, я бы уже звонила в 911.
Мое сердцебиение сбивается, когда он вдруг кладет ладонь на мою поясницу. Запускает пальцы под распахнутую ткань, оглаживая мой живот.
Пальцы ползут ниже. Туда, где я по-прежнему очень ему рада.
Грант едва касается подушечками переплетенных черных лент внизу моего живота, слишком невесомо скользит между моих ног, а потом резко дергает трусики на себя.
От треска ткани сердце едва не выпрыгивает из груди. Трусики ценой в несколько тысяч превращаются в кусок бессмысленного атласа, увенчанного поникшим бантиком.
Сжимая в руке трофей, Грант снова возвращается к широкому угловому дивану и бьет кулаком возле деревянной панели у стены. Панель, щелкнув, распахивается.
За ней скрывается блестящее мусорное ведро.
Именно туда и отправляются мои трусики.
А Грант поворачивается ко мне и произносит жестким, как застывший бетон, голосом:
— С остальным сама справишься или тоже помочь?
Делаю глубокий вдох, и легкие забивает дымом. Пытаюсь вырваться, но тело мне не подчиняется. Я обездвижена. Связана.
Уничтожена.
Липкий ужас парализует голосовые связки. Кольца дыма не взмывают к потолку, а оседают свинцовыми гирями по сторонам от моей головы. Ползут, как змеи, и душат, стягивая горло удавкой.
Первое ледяное прикосновение прошивает острой болью, как иглой касаясь самых костей. А следом лавиной обрушивается жар преисподней. Я кричу. Дыма в легких становится еще больше. Выхода нет. Это конец.
Холод.
И снова ожог.
Убийственно жестокий и обманчивый контраст.
Я ору до хрипоты и мечусь, пытаясь скинуть с себя тяжесть, размазавшую меня по постели.
Какой еще постели?
Резко сажусь, пялясь в темноту. Несколько секунд уходит на то, чтобы понять, где я вообще нахожусь.
И только потом до меня до ходит, что меня никто не держит. Никто не вдавливает в постель. А мое горло саднит не от дыма, а от крика. А значит, кричала я по-настоящему…
Но и дым в комнате тоже настоящий.
Глубоко втягиваю в себя воздух и нахожу источник своих кошмаров.
Ароматная палочка в дальнем углу спальни. Тонкая струйка дыма взмывает к потолку, а потом кольцами оседает на керамическую подставку, распространяя запах сандала, которым пропитан особняк Гранта и сам Грант.
Кое-как вытаскиваю ее из креплений и безжалостно топлю в унитазе в ванной комнате, не зажигая света.
Возвращаюсь в постель и подпрыгиваю от неожиданности. На пороге спальни стоит Грант.
Взглядом мгновенно сканирует меня сверху донизу. Прикрываться поздно — спать я легла абсолютно голой. Выбора он мне не оставил.
— Что случилось? Ты орала, как резанная.
— Мне жаль, что я вас разбудила, — только и отвечаю.
Возвращаюсь в постель. Натянув одеяло до подбородка, устраиваюсь спиной к Гранту, который так и стоит на пороге, и закрываю глаза. Дышать стараюсь ровно. Кошмары это личное, мистер Грант. Спасибо за беспокойство, но валите к чертовой матери.
Кровать подо мной прогибается. Вместо того чтобы уйти, Грант ложится рядом.
Это никакая не забота, говорю себе. Он ненавидит меня. Но, как любой другой мужчина, он просто не способен уйти от обнаженной женщины.
Сердце все еще колотится слишком часто. В такой глубокой тишине, как сейчас, Грант может его даже услышать.
Матрас подо мной снова вздрагивает. Грант перекатывается на бок. Я лежу к нему спиной, не шелохнувшись.
— Пока ты в моем доме, я имею право знать, что может испугать тебя настолько, что ты будешь орать не своим голосом. Так что случилось, Жаклин?
Прекрасно. После полуночи его потянуло на задушевные разговоры?
— У меня аллергия на ароматные палочки, — отрезаю. — Я стала задыхаться и проснулась. Еще раз прошу прощения, что разбудила. Спокойной ночи.
— Утром уберу ароматизатор из твоей спальни.
Вот и славно.
Закрываю глаза, но вся моя правая половина тела снова горит. Только на этот раз меня это не пугает. Это от его присутствия. В моей постели, в которой я без одежды, а на нем одни только боксеры.
Ну, я хоть и не мужчина, но тоже не железная.
Это его дом и он может спать, где угодно. Я не могу его выгнать. И носить он может, что угодно. Нет, некоторые клиенты, конечно, спали со мной в одной постели, но не тогда, когда в их распоряжении были еще несколько спален. Чаще всего, я сплю одна. И после секса я всегда ухожу к себе, если есть такая возможность.
Мои глаза сами собой распахиваются, когда рука Гранта ложится на мое бедро.
Надежда, что я стану спокойней реагировать на его прикосновения, не оправдалась. Мое дыхание моментально сбивается, а сердце едва не выпрыгивает из груди.
Следующим движением Грант отбрасывает в ноги одеяло, и по телу волной прокатывается ночная прохлада. Но она тут же сменяется жаром, который исходит его кожи. Он прижимает меня к себе, рывком, собственническим жестом, впечатывая в свою грудь.