Происходило это по разным причинам. Федеральная жилищная политика – от закона «О реинвестировании сообщества» Джимми Картера[13] до «общества собственников» Джорджа Буша-младшего[14] – активно поощряла покупку собственного жилья. Однако в Мидлтауне приобретение дома или квартиры сопряжено с большими социальными издержками: при снижении количества рабочих мест в определенном районе падает и стоимость жилья. Переехать в другое место вы не можете, потому что цены упали ниже среднерыночных и теперь вы должны банку больше, чем готовы предложить вам покупатели. Стоимость переезда столь высока, что многие жители вынуждены оставаться на месте. В ловушку, разумеется, попадают люди с самым низким достатком, потому что те, кому позволяют средства, предпочитают уехать при первой же возможности.

Власти и общественники пытались возродить центр города. Самый постыдный результат их усилий вы увидите, если проедете по Централ-авеню до самого конца, до набережной Майами-ривер. По каким-то непостижимым мне причинам эксперты-градостроители решили превратить это чудесное место в берег озера Мидлтаун. Амбициозный проект заключался в том, чтобы высыпать в реку несколько тонн песка в надежде, что из этого получится нечто путное. Разумеется, ничего не вышло, хотя теперь посреди реки красуется грязевой остров.

Попытки возродить Мидлтаун всегда казались мне тщетными. Люди уезжали не потому, что в городе не было модных развлечений. Это здешняя культура пришла в упадок, потому что в Мидлтауне не хватало ее потребителей.

И отчего же здесь теперь нет людей, готовых платить за развлечения? Потому что прежде всего не хватает рабочих мест. Безуспешные попытки обустроить центр города стали лишь симптомом того, что происходит с его жителями и, что куда более важно, с «Армко Кавасаки стил».

«АК стил» – это результат слияния в 1989 году «Армко стил» и «Кавасаки» – японской корпорации, которая делала маленькие мощные мотоциклы («ракетницы», как мы называли их в детстве). Однако новую компанию по старой памяти так и называют «Армко», и тому есть две причины. Во-первых, потому что, по словам Мамо, «именно Армко построила наш чертов город». Она не кривила душой – многие парки и городские сооружения и впрямь возведены на средства «Армко». Руководители корпорации занимали важные посты во многих местных организациях, что помогало финансировать школы. Еще они обеспечивали стабильной работой и достойной заработной платой тысячи местных жителей вроде моего деда.

«Армко» имела хорошую репутацию благодаря грамотно выстроенной политике. «До 1950-х годов, – как писал Чед Берри в книге “Южные мигранты, северные изгнанники”, – “большой четверке” работодателей региона Майами-Вэлли – “Проктор энд Гэмбл” в Цинциннати, “Чемпион Пейпер энд Файбер” в Гамильтоне, “Армко стил” в Мидлтауне и “Нэшнл кэш реджистер” в Дейтоне – удалось наладить стабильные трудовые отношения отчасти потому, что они нанимали на работу сотрудников целыми семьями. Например, в цехах Мидлтауна работало 220 выходцев из Кентукки, причем 117 из них приехали из одного округа Вулф». Пусть к 1980-м годам трудовые отношения стали более напряженными, хорошая репутация «Армко» (и прочих предприятий тоже) сохранилась.

Другая причина, по которой корпорацию по-прежнему называли «Армко», заключалась в том, что «Кавасаки» была японской организацией, а в городе жило столько ветеранов Второй мировой войны и их потомков, что новости о слиянии были восприняты так, будто на юго-западе Огайо решил открыть магазин лично генерал Тодзё[15]. Правда недовольные лишь пошумели, да успокоились. Даже Пайо, когда-то грозивший отречься от детей, если те вдруг купят японскую машину, перестал бурчать уже через пару дней. «Дело в том, что японцы теперь наши друзья, – сказал он мне. – Если нам и придется когда-нибудь снова воевать с проклятыми азиатами, то, скорее всего, против нас выступят китайцы».

Слияние с «Кавасаки» обнажило неприглядную истину: производство Америки в условиях постглобализации переживало не лучшие времена. Компаниям вроде «Армко», чтобы удержаться на рынке, приходилось искать пути для модернизации. «Кавасаки» дала шанс, без которого «Армко», скорее всего, не выжила бы.

В детстве мы с друзьями не понимали, как меняется мир. Пайо вышел на пенсию, получал неплохое пособие, еще у него имелись акции компании. У «Армко» был очень красивый частный парк, лучшее место для отдыха в городе, и доступ к нему прежде всего символизировал статус: значит, твой отец (или дед) – человек уважаемый, с хорошей работой. Мне никогда не приходило в голову, что «Армко» не вечна и не всегда будет финансировать школы, возводить парки и устраивать бесплатные концерты.

И все же мало кто из моих друзей стремился там работать. Детьми мы, как и все, хотели стать космонавтами, футболистами или героями боевиков. Я, в частности, мечтал быть профессиональным выгулыциком собак, что в те годы казалось мне чрезвычайно выгодным занятием. К шестому классу мы думали стать ветеринарами, врачами, проповедниками или бизнесменами – но никак не сталеварами. Даже в начальной школе имени Рузвельта (где согласно географии города родители большинства учеников не имели высшего образования) никто не помышлял о карьере рабочего и респектабельной жизни представителя среднего класса. Мы никак не предполагали, что устроиться в «Армко» будет большой удачей; работа там воспринималась как должное.

Многие дети, видимо, считают так и сегодня. Несколько лет назад я общался с Дженнифер Макгаффи, учительницей Мидлтаунской средней школы, которая работает с молодежью из группы риска. «Большая часть моих учеников просто не представляет, что творится за стенами привычного им мира, – сокрушалась она. – Есть дети, которые мечтают о карьере бейсбольного игрока, но в старших классах уходят из команды только потому, что им не нравится тренер. Есть те, кто учится из рук вон плохо, а когда с ними заводишь разговор о будущем, говорят, что пойдут в “АК”: мол, у них там дядя работает. Будто они не видят связи между разрухой в городе и сокращениями в “АК”». Сперва я удивился: как можно не замечать, что происходит вокруг? Ведь город меняется на глазах! Однако потом понял: этого не замечали мы, так с чего должны вдруг прозреть другие?

Для моих бабушки и дедушки «Армко» стала спасением – локомотивом, который доставил их с холмов Кентукки прямиком в средний класс. Мой дед очень любил корпорацию и знал наперечет все марки автомобилей, которые делали из продукции «Армко». Даже после того как практически все американские производители прекратили выпуск машин со стальными кузовами, Пайо всякий раз оживлялся, заметив на трассе древний «форд» или «шевроле». «Эту сталь сделали в “Армко”!» – говорил он мне. Редкие случаи, когда Пайо испытывал чувство подлинной гордости.