Управленцы, подвизавшиеся в правительстве и действовавшие от имени короля на всем протяжении 1430-х и в начале 1440-х, были весьма компетентными в вопросах поддержания порядка на местах, но причиной политического банкротства режима Ланкастеров стало прежде всего крушение королевских финансов. В позднем Средневековье работоспособность королевской казны основывалась на политическом капитале короля — его умении убеждать баронов, рыцарей и депутатов общин в парламенте назначать или увеличивать сборы, как прямые (в форме подоходного налога), так и косвенные (в виде таможенных сборов, в первую очередь — на торговлю шерстью). Соответственно, Эдуарду I, Эдуарду III и Генриху V удавалось благодаря налогообложению и займам в счет будущих налогов собирать огромные суммы на финансирование агрессивной внешней политики и разного рода королевских прихотей на домашнем фронте. Генрих IV, как мы уже видели, прилагал колоссальные усилия для убеждения парламента в своей легитимности и пригодности к правлению, и его режим, соответственно, изо всех сил старался покрывать долги и оплачивать расходы на оборону и содержание двора.

После наступления совершеннолетия и начала самостоятельного царствования Генрих VI с большим трудом убеждал политически значимых подданных санкционировать налогообложение, необходимое для поддержания работоспособности правительства. За восемь лет, с 1429 до 1437 года, парламент позволил взыскать по прямым налогам 207 821 фунт, а за семнадцать лет между 1437 и 1453 годом — 239 950 фунтов, причем большую часть ближе к концу этого периода, в ходе заседаний 1450 и 1453 годов. Общинные представители вряд ли имели серьезные основания доверять королю. В 1443-м часть Ланкастерского герцогства вновь роздали ленникам с целью покрыть расходы короны на формирование колледжей Кембриджа и Итона. С 1444 года годовая стоимость содержания личного королевского двора более чем утроилась (с 8000 до 27 000 фунтов). К 1449 году задолженность по выплатам гарнизону Кале составляла 20 000 фунтов; а вообще в том году королевский долг достиг 372 000 фунтов.

В 1430-х и в начале 1440-х система поддерживалась за счет частного кредитования короны и привлечения к работе главного казначейства торговцев, которые предоставляли услуги финансового характера через купеческие сети; однако к 1449 году корона утратила доверие как в политическом, так и в финансовом плане. В условиях неминуемого поражения в Нормандии, роста беспорядков в глубинке и пустых сундуков казначейства к сентябрю 1449 года, когда гонцы развозили депеши с извещением о созыве нового парламента, режим Ланкастеров, по сути, уже упал на колени.

За пятьдесят лет, прошедшие с 1399 года, сложились необходимые предпосылки для Войны Алой и Белой розы. Способ смены династии в том году возымел далекоидущие последствия, не в последнюю очередь из-за призыва к «народной» поддержке со стороны Генриха IV и расширения круга политически значимых подданных с их правом признавать или не признавать законность царствования королей и их правительств. Многое, соответственно, зависело от политического капитала короны и личных качеств короля: завоевания Генриха V во Франции, несомненно, усилили власть династии Ланкастеров в краткосрочной перспективе, но одновременно погрузили Англию в продолжительную и дорогостоящую войну с Францией. Преждевременная смерть Генриха V и политическое единодушие, позволявшее сохранять стабильность на протяжении малолетства его сына, отчасти оттеснили эти проблемы на второй план, но недостатки и слабости Генриха VI в итоге привели к утрате финансовой и политической поддержки. Однако Генрих VI не был лишь марионеткой в руках бессовестных советников. Если бы дела обстояли таким образом, не нашлось бы ответа на вопрос, почему система, функционировавшая исправно с 1422 и по 1437 год, не cмогла продолжить работу в 1440-х и позднее. На деле Генрих активно вмешивался в управление, в особенности когда искал мира с Францией или влез в распри между бретонцами. Его решения, пусть непродуманные и сумбурные (но ни в коем случае не тиранические, как у Ричарда II), воплощались в жизнь усилиями верных придворных, в особенности Суффолка. Как мы увидим, из-за отсутствия политического языка и культуры, которые позволили бы напрямую бросить вызов королю за его промахи, подданные искали козлов отпущения для объяснения причин углубления политического, военного и финансового кризиса.

Парламент, собравшийся в Вестминстере 6 ноября 1449 года, заседал в атмосфере мрачных новостей о падении Руана, столицы Нормандии, оплота Ланкастеров во Франции. Войска Карла VII обратили в бесславное бегство английского наместника Эдмунда Бофорта, герцога Сомерсета. Если пятьдесят лет после узурпации власти Ланкастерами создали необходимые условия для Войны Алой и Белой розы, то за пять лет, прошедшие после парламента ноября 1449 года, три критически важных обстоятельства изменили политическую ситуацию настолько, что гражданская война стала не просто возможной, но почти неминуемой.

Во-первых, поражение во Франции заставило общественное мнение всколыхнуться и обрушиться на режим Ланкастеров: апеллирование к палате общин, служившее одной из опор власти Ланкастеров, могло стать гибельным. Во-вторых, соперничество между герцогами Сомерсетом и Йоркским переросло в противостояние национального масштаба, затягивая все больше подданных в личный конфликт двух крупнейших магнатов. В‐третьих, неожиданный приступ помешательства у Генриха VI летом 1453 года поставил ребром вопрос о пригодности короля к управлению государством и дал шанс возможным претендентам на корону.

К лету 1449 года рост народного недовольства правлением Ланкастеров, их провалами во Франции и ухудшением экономического положения стал явным. Некоторые события 1448–1449 годов правительство уже не могло контролировать. «Великий кризис драгоценных металлов» середины XV столетия достиг высшей точки накала, и торговля с Нормандией, Пуату и Гасконью едва не рухнула совсем. В 1447 году герцог Бургундии Филипп Добрый запретил ввоз английского сукна в Нидерланды. Большинство подданных видело в существующем режиме источник проблем. Королевское окружение неправедно расходовало полученные подати, алчные придворные присваивали деньги и земли короны. Такие настроения, по всей вероятности, лежали в основе призыва парламентариев к возобновлению королевских пожалований на ассамблее февраля 1449 года и отказа депутатов одобрить налогообложение. В народе ходили стихи и баллады, авторы которых бичевали окружение короля. Особенно доставалось герцогу Суффолку, барону Сэю и епископу Энскау. Многочисленные судебные дела из-за ведения изменнических разговоров отражали рост общественных волнений.

Более того, действия тесно связанных с режимом лиц не могли замедлить распространение недовольства. В начале 1449 года дартмутскому судовладельцу Роберту Веннингтону и двум кентским приближенным короля поручили охрану морского пространства. Корабли предоставили придворные, например Томас Дэниел, но вместо защиты берегов от французских набегов компания занялась пиратством, снискав себе недоброе имя грабежом ганзейских, фламандских и голландских судов из летних караванов. Налеты на суда в Ла-Манше привели к дипломатическому столкновению, но для парламента было ясно, что жадность, алчность и своекорыстие стали главными движущими силами королевского правительства.