Отныне вмешательство герцога Йоркского в политику потеряло все признаки законности. Вооруженное выступление герцога на стороне Томаса Куртене, графа Девона, в его тяжбе с лордом Бонвиллом в Сомерсете в сентябре 1451 года подтвердило в глазах пэров справедливость складывавшейся у Ричарда репутации своекорыстного и подрывающего все основы человека. Герцог Йоркский и его новый союзник Девон проигнорировали призыв короля прибыть на заседание местного совета в центральных областях. Как в Лондоне, так и в других местах участились нападения на слуг герцога Йоркского; набирал обороты процесс по обвинению в измене против сэра Уильяма Олдхолла. В атмосфере страхов перед угрозой мятежа и попыток покушения сторонников Ричарда на жизнь короля зимой 1451/52 года королевский двор удвоил стражу вокруг Генриха.

Ричард почел за благо снова разыграть карты 1450 года. Он направил открытые письма королю с уверениями в собственной преданности и призвал удалить Сомерсета от власти как источник угрозы общему благосостоянию. В феврале 1452 года герцог Йоркский принялся созывать слуг и вассалов для вооруженной демонстрации верности королю и требования об удалении Сомерсета. Король немедленно приказал закрыть ворота городов перед герцогом и начал собирать вокруг себя баронов. К 27 февраля Ричард, поддерживаемый лишь Девоном и бароном Кобэмом, разбил лагерь под Дартфордом. Королевское войско втрое превосходило людей герцога, к тому же государя сопровождали графы Солсбери, Уорик и многие другие пэры. 3 марта Ричард сдался на милость короля и подал ему уже известную жалобу на Сомерсета. Генрих отверг все пункты прошения, распорядившись взять герцога Йоркского под стражу и отправить в столицу. Спустя несколько дней у алтаря кафедрального собора Святого Павла герцог торжественно поклялся в будущем являться на призыв короля по его повелению и никогда не выступать против него или его подданных.

Унижение его было полным. Движимый страхом и непомерным высокомерием, Ричард Йоркский притворялся поборником реформ; он перехватил призыв народа воздать по заслугам предателям, использовав их язык ради достижения личных целей в споре с Сомерсетом; он призвал своих друзей-пэров выступить за него, но почти все они не смогли оказать ему содействие. В ходе кризиса 1450 года приверженность короля своим слугам и готовность баронов поддержать неотчуждаемый королевский авторитет (при всех недостатках короля как личности) усилились и продемонстрировали бо́льшую привлекательность, чем популистские и беспринципные проекты реформ, предлагаемые герцогом Йоркским. В марте 1452 года попытка Ричарда реализовать свои притязания на роль главного советника короля провалилась. Мало кто мог представить себе тогда, что не пройдет и полутора лет, как колесо фортуны повернется вновь: король окончательно сойдет с ума, а Ричард станет руководить правительством в качестве регента и защитника королевства.

Заседание парламента, открывшееся в Рединге 6 марта 1453 года, стало тяжелым испытанием для Генриха VI. Король пережил вызов его власти со стороны мятежных подданных и создающих хлопоты магнатов и согласился на возобновление пожалований в попытке спасти государственную казну. Многие ожидали, что он возглавит экспедицию для возвращения Нормандии после того, как граф Шрусбери прошлой осенью отбил у французов Гасконь. Благодарные депутаты палаты общин даровали короне пожизненное право взимать потонную и пофунтовую пошлины (в память о таком пожаловании Генриху V после Азенкура) и выделили щедрые ассигнования на снаряжение 20 000 лучников для полугодовой заморской службы, а также лишили всех заслуг и имущества сэра Уильяма Олдхолла и провозгласили предателем Джека Кэда. Герцог Сомерсет вернул себе власть, а отсутствие его соперника Ричарда Йоркского на двух первых сессиях парламента (6–28 марта и 25 апреля — 2 июля 1453 года) бросалось в глаза.

Однако 17 июля Шрусбери погиб во время непродуманной атаки на позиции французской артиллерии в ходе осады гасконского города Кастийона. Поражение английского войска не привело к немедленному военному крушению в герцогстве, и, хотя Кастийон пал спустя двое суток, Бордо продержался до конца октября. Тем не менее поражение и смерть Шрусбери пагубно повлияли на короля. Услышав печальные вести на пути в Сэвернейк-Форест в Уилтшире в начале августа, Генрих, которого сопровождали конные придворные, впал в ступор, полностью утратил способность говорить, делать что-либо и поначалу даже не мог есть. Никто еще не знал, что в таком состоянии он пробудет больше года.

Если Генриху и не удавалось соответствовать ожиданиям современников и их взглядам на королевскую власть на протяжении большей части своего взрослого правления, то он тем не менее все-таки предпринимал какие-то шаги, выслушивал членов совета и так или иначе выполнял свои обязанности. В острые моменты, такие как принятие решения об освобождении герцога Орлеанского в 1439 году, последовательные шаги в направлении мира в 1444–1445 годах, изгнание Суффолка или отказ принимать жалобы герцога Йоркского против Сомерсета в 1450-м, фактор присутствия Генриха как государя наиболее убедительно объясняет то, а не иное развитие событий.

После августа 1453 года сложилось, однако, совершенно иное положение. Когда в марте следующего года делегация баронов посетила государя с прошением о назначении нового канцлера в связи с кончиной кардинала Кемпа, члены ее узрели короля, никоим образом не способного хоть как-то отреагировать на ходатайство. После трех попыток пообщаться с государем они удалились «в состоянии безнадежного, удручающего, прискорбного смущения» [59]. К осени 1453 года у руля государства фактически встал Великий совет, и в октябре в Лондон для проведения его заседаний призвали герцога Йоркского. Тотчас его союзник герцог Норфолк развернул отчаянную атаку против Сомерсета, какового вновь обвинили в потере Нормандии и Гаскони. 23 ноября Сомерсета опять препроводили в Тауэр, а Ричард принялся за построение нового режима, который, по крайней мере внешне, основывался на компромиссах. Ричард пообещал делать все, «что должно и можно для процветания короля и его подданных» [60], и не повторять попыток чистки двора по образу и подобию 1450 года.

Рождение в октябре в семье короля и королевы сына Эдуарда создало угрозу превращения Маргариты Анжуйской в правящего регента, чего большинство баронов предпочли бы непременно избежать. Переход первенства к герцогу Йоркскому среди его коллег-советников облегчил официальное признание им принца Эдуарда наследником престола 15 марта 1454 года. 27 марта парламент пришел к соглашению о наделении герцога полномочиями «регента и правителя королевства» до тех пор, пока король недееспособен. Ричард Йоркский торжественно заявил, что это происходит не из его честолюбия, а от стечения обстоятельств и просьб пэров. Как замечал Ральф Гриффитс, «возведение его в ранг регента в конституционной неразберихе 1454 года могли счесть династическим вызовом со стороны Йорков, и герцог, вполне возможно, представлял себе ситуацию точно в таком свете» [61]. В любом случае не вызывает больших сомнений, что регентство представляло собой вынужденный компромисс, к которому бароны пришли без особого желания, о чем свидетельствуют многочисленные отказы пэров служить в совете под предлогом дряхлости, преклонного возраста или, напротив, младости лет.