Тревожными слухами полнилась земля…

Летом путь до таин занимал семь дней, сейчас Вальда рассчитывала управиться за пять. Ночевали в тёплых шатрах, обогреваемых медными киммерийскими треножниками — в них дрова и угли медленно истекали теплом до самого утра. Еду готовила работница Галаха, которая обрадовалась возможности навестить родителей и родные Камни и даже отказалась от дополнительной платы. Всё было бы хорошо, да только сны Вальды становились всё плотнее и неотличимее от яви…

Действительно, к исходу пятого дня показались родные места: высокий красный берег, на котором не задерживался снег, сваливался к реке, и могучий бор поверху. Надо было проехать вдоль реки направо, там будет удобный въезд и дорога, ведущая к родным сёлам и таинам. Но засветло уже не успеть, придётся ещё одну ночь ночевать в шатрах…

Этой ночью Вальда видела себя самою — крошечную, одинокую, затерянную среди заснеженных лесов и лугов, но видела сверху — как будто кто-то громадный, могучий, безжалостный ищет её, ходит над ней кругами, как орёл над куропаткой, но почему-то не может найти, взгляд его не задерживается на ней, соскальзывает, уходит дальше, возвращается назад — и снова соскальзывает… и так бесконечно, раз за разом, а она стоит, продуваемая всеми ветрами, замерла в надежде, что её так и не заметят, а взгляд всё возвращается и возвращается к ней… но всё равно не задерживается, как будто тут и нет никого.

Утром она чувствовала себя настолько вымотанной, что даже Сюмерге обратила на это внимание.

— Матушка, вы не больны?

Они уже перешли на домашний язык.

— Нет, доченька, это всё то же самое. Давний мой безвинный грех меня преследует и здесь. Ты сама-то как себя чувствуешь?

— А мне легче. Те же странные сны, но они уже не страшные, не душные. Наверное, с Фрияном всё обустроилось…

— Это хорошо. Ягмара не появлялась больше?

— Нет. Вообще никого из знакомых. Какой-то старик с бородой… но я его не помню. Но будто бы вокруг спокойно.

— Это хорошо… — повторила Вальда.

Но и потом, в санях, она чувствовала беспокойство и часто смотрела в небо, как будто хотела — и боялась — увидеть того, кто её высматривал ночью.

Ближнее село называлось Яри, и жили в нём, разумеется, яри. Может быть, среди ныне живущих и были родственники отца, но Вальда никого из них не знала по именам. Зато знала, что когда-то они отказали её матери в доступе к родным Камням, и той пришлось везти почти мёртвую Вальду дальше, к своим таинам, — и теперь Вальда проехала сквозь село, даже не глядя по сторонам. Этой родни для неё больше не существовало. Так, краем глаза, она видела дымки, пробивающиеся сквозь прокопчённую кровлю остроконечных крыш, открытые тут и там ворота, за которыми то запрягали коней, то кололи дрова, то перегружали сено с возов в половни. Мычали коровы, лаяли собаки, в неурочный час вопили петухи. За селом медленно крутились потрёпанные крылья ветряной древопилки; около неё стояли мужчины, одетые ярко и пёстро, и о чём-то неистово спорили, размахивая руками и наскакивая друг на друга. Ещё дальше курилось обширное гноище, куда свозили навоз, чтобы он перепрел к весеннему севу…

С облегчением Вальда въехала в лес. Дорога здесь была совсем узкой, не развернуться в случае чего; сосны, прямые и отчаянно-красные, густо стояли по обе стороны, смыкаясь вверху кронами.

— Вот и родным духом запахло, — сказала молчавшая долго Колушка. — Чуешь, молодая?

— Какая я тебе молодая, — вздохнула в досаде Вальда. — Ещё года три, и бабкой станут звать.

— Так может, бабкой и станешь, — засмеялась Колушка. — Принесёт тебе козочка козлёночка…

— Тьфу на тебя. Только этого для полного счастья и не хватает.

— Да я и вижу, что не хватает. Заботы у тебя мужние, а женских нет, вот ты и маешься. А так бы ладно было… Ш-ш-ш!..

Колушка подняла палец и насторожилась.

Вальда тоже насторожилась, но ничего не услышала.

— Что?

— Не пойму… Что-то отдалось в голове… сейчас уже нету. Так. Давай-ка держать ухо востро. И скажи стражам, чтобы наготове были. Совсем наготове.

Вальда махнула рукой, потом сделала условный жест. Тут же двое вскочили на коней верхом, отвязали их, нагнали передние сани. Возничий Вальды отвязал тех коней, которые бежали рядом с их санями, перебросил повода всадникам. Через лепту уже четверо поравнялись с Вальдой.

— Говори, хозяйка!

— Езжайте двое впереди, двое рядом. Оружие наготове.

— Ясно!

Когда поравнялись с пустующим зимовьем — низкий дом и клетушка на сваях, — впереди показался какой-то человек. Он быстро шёл, почти бежал навстречу и махал шапкой.

— Остановись, — сказала Вальда возничему.

Человек приблизился. Он падал от усталости.

— Прячьтесь! — сипло закричал он. — Прячьтесь в лес! В селе Черномор с людьми! Скоро здесь будет!

Вальду вдруг пробрало холодом. Но она соскочила с саней и пошла навстречу человеку. Он показался ей смутно знакомым, но сейчас было не время для воспоминаний.

— Какой ещё Черномор? — спросила она.

— Да из Балоги учитель, назвал себя Черномором, обращает в веру, а кто не хочет, тех грабят, убивают… Сейчас на Яри пойдут. Уходите в лес и следы заметайте, а то плохо вам будет…

— Дайте ему коня, — сказала Вальда, не оглядываясь. — Скачи, предупреди.

Один из стражников соскочил с седла, подал человеку поводья. Тот, не веря, стоял столбом и тяжело дышал.

— Скачи, — повторила Вальда.

— Спасибо, госпожа… не забуду…

Он неловко забрался в седло, развернулся и понёсся в сторону Яри.

— В лес, — сказала Вальда, махнув рукой. — Уводите сани вон туда, за молодняк.

Сама же она подошла к зимовью, открыла дверь, заглянула внутрь. Печка, провалившаяся внутрь себя, и лежанка с кучей тряпья. Окошек не было, только заткнутая отдушина под потолком — хоть и на уровне глаз, но выходит на лес.

— Вы что задумали, матушка? — с испугом спросила Сюмерге.

— Пока ничего… Давай-ка закинем тряпьё в клеть.

— Ты, молодая, брось эту затею, — вступила Колушка. — Не хватало ещё…

— Помогайте, а то не успеем, — сказала Вальда. — А ну живо!

В три пары рук быстро закидали тряпьё из домишка в клеть. Вальда забралась по приступкам внутрь, кое-как разместилась, прикрылась рваным одеялом. Она сидела ногами к бесстенку, в глубине, и надеялась, что снаружи её видно не будет совсем.

— Вот дура-то, — негромко, но слышно сказала снаружи Колушка, — вот дура-то какая, дура вся как есть… Пойдём, внученька, пойдём скорее, не послушает она нас, она никого не слушает…

Сюмерге что-то говорила в ответ, но разобрать уже ничего нельзя было.