– Митан, – протянул мне капитан Ворчи жезл переговорного устройства с висевшим на медных пружинках сиреневым кристаллом, – прошу.

Я взял техноартефакт.

– Говорит Бриан эл’Мориа. Сообщаю, что дирижабль «Вечный голод» покидает воздушное пространство Старкрара. Полет санкционирован мной.

Короткая пауза – и из небольшого громкоговорителя последовал ответ:

– Вас поняли, «Вечный голод». Код, пожалуйста.

Я взглянул на карманные часы и продиктовал длинную череду цифр, диспетчер сверился со своим списком, поблагодарил, объявил, что данный код отныне недействителен, и пожелал удачного полета. При этом суеверные воздухоплаватели, начиная с капитана и заканчивая последним палубным в хвосте дирижабля, раздосадованно выругались – кто про себя, а кто и вслух.

К этому и сводилась моя роль на собственном дирижабле – к санкционированию полетов. Закона, запрещавшего дирижаблям летать над Старкраром, никто не отменял, и единственное исключение, сделанное для меня, сопровождалось жестким контролем. Во дворце, в охраняемой комнате, сидели диспетчеры, которые только и делали, что следили за «Вечным голодом». Именно они сверяли коды, которые менялись каждые четыре часа, и в случае несанкционированного вылета или посадки могли ожить все оборонительные системы дворца, которые разнесли бы нас в пыль.

– Отправляемся.

– Слушаюсь! Ворчи – на мостике, командуй судном!

Селезень обратился к переговорным трубам с приказом сообщить о готовности. Трубы незамедлительно ответили голосами старших офицеров:

– Маг-навигатор готов.

– Армадирмейстер[10] готов.

– Бортмеханик готов.

– Борталхимик готов.

– Сувоир, мастер Шисс, начинаем набор высоты. Зеленгриди, курс проложен?

– Так точно, капитан, – отозвался маг-навигатор, – передаю координаты.

– Рулевой!

– Правлю, капитан!

В глубинах дирижабля сонное урчание начало превращаться в рык, который все крепчал, а когда душа механизма окончательно пробудилась, взревела яростно, свирепо. Она наполняла «Вечный голод» жизнью, волей, стремлениями, превращала груду мертвого металла в небесного исполина, который стремился делать лишь две вещи – летать и стрелять.

Я не стал задерживаться на мостике дольше необходимого, ибо пехотинец – флюрерам[11] не подмога. На борту у меня имелся свой «уютный уголок», куда мы с Себастиной и поспешили.

В просторной каюте было довольно пыльно – ведь палубным воспрещалось посещать эту часть гондолы. Там обитало нечто враждебное всему живому, и оно просыпалось, стоило лишь переступить через порог с демонологической рунописью.

– И кто к нам пожаловал! – донесся ехидный голос из черного саркофага, привинченного к противоположной стене. – Сам Бриан эл’Мориа! Вот это гости! А у меня тут не убрано! Прислуга на этом корыте ратлингов не ловит, между прочим…

– Заткнись, Беххерид.

Себастина приняла верхнюю одежду, и я устроился за огромным столом в кресле.

– Чего желаете на обед, хозяин?

– Я не голоден.

– В таком случае тренировка? – Себастина стукнула по одной из стен, и на той вскрылось потайное отделение с холодным оружием. – Желаете на саблях или на палашах?

– Пожалуй, я не откажусь от супа с зайчатиной и устриц на первое и седла барашка с пюре – на второе.

– Трески?

– Нет.

– Десерт?

– Суфле из черного хлеба. И чай не забудь.

– Всенепременно.

Она удалилась на камбуз.

– Ну вот, теперь, когда эта унылая мымра растаяла, мы можем как следует повеселиться! – донеслось из железного саркофага, увешанного печатями сдерживания. – Давай, открывай!

– Нет.

– Открывай же! Протяни руку и ощути свободу!

– Как же ты мне надоел.

– Я устал здесь сидеть! Мне скучно! Я хочу на волю! Я хочу развернуться так, чтобы плечам не было тесно! Я хочу заявить о себе! Я ОКО-СЛЕДЯЩЕЕ-ИЗ-ТЕМНОТЫ! КАК СМЕЕШЬ ТЫ, СЛИЗЕНЬ, ДЕРЖАТЬ МЕНЯ В ЗАТОЧЕНИИ?! Я…

– Та-хи-ге-ва, – прошептал я, сцепляя пальцы нужным образом, и резко дернул кисти, заставив суставы хрустнуть. Беххерид мгновенно заткнулся, оглушенный этими действиями. – Вот так и сиди.

Мое обиталище на дирижабле являлось приютом аскета, но никак не благородного мескийского тана. Металлические стены, минимум мебели, привинченной к полу, никакого декора. Только огромный стол, огромное кресло, кушетка и саркофаг у стены. И книжный шкаф, разумеется.

Пожалуй, только собрание работ в этом шкафу действительно было роскошным. Книги стояли на полках, удерживаемые поперечными полосами металла, дабы не повалиться на пол во время маневра. Труды по оккультизму, демонологии, теогонии, культурологии, алхимии, теории магии, медицине, истории, экономике, социологии, криминалистике, токсикологии, фармакологии и даже по новомодному течению медицины – психологии, которое на глазах становилось столь востребовано. Это все, чему я помимо государственной службы и политики посвящал последние четырнадцать лет.

– Генерал Кирхе стоит за дверью, хозяин, – произнесла Себастина, не отрываясь от чистки палаша, с которым только что гоняла меня по помещению.

Раздался деликатный стук.

– Входите, генерал!

Дверь открылась, и он переступил порог, позвякивая серебряными офицерскими шпорами. Себастина немедленно выросла рядом с гостем, придвигая для него кресло.

– Чай, кофе, пирожное?

– Благодарю, я поужинал в своей каюте. Мой тан, прошу простить, что мешаю. Я собирался уточнить план операции, если вам удобно.

– Удобно, генерал. Если хотите, можете снять аппарат, я, как видите, открыт к общению.

– Пожалуй.

Сначала он отцепил свой металлический пикельхельм, который крепился к оскаленному серебряному черепу, скрывавшему лицо и служившему противогазовой маской. Затем генерал ослабил ремешки и уложил тяжелый лик смерти на стол. Я протянул ему гигиенические салфетки.

– У меня свои, спасибо.

Помнится, когда я впервые увидел это лицо, порадовался, что на мне была моя маска и глаза оставались в тени. Я бы, конечно, смог удержать мимические мышцы в подчинении и не поморщиться, но глаза наверняка выдали бы. У него не осталось щек, губ, носа и век, слегка асимметричное лицо скалилось жуткой улыбкой из тридцати двух серебряных зубных протезов, – родные раскрошились от жара. Чудом спасся язык, который больше не чувствовал вкуса, и глаза, хронически воспаленные, блестящие, налитые кровью и быстро устававшие от яркого света. Конрад Кирхе, полковник регулярной армии в отставке, был принят на службу в организацию Имперра, возведен в чин генерала и назначен главой тактического подразделения «Жернова» и вспомогательного подразделения «Коса».