Долгое молчание в трубку. «Бык» пытается думать. Наконец надумал.

– Сейчас.

Это «сейчас» длилось минуты две. Дым Дымыч уже собирался трубку бросить, когда услышал характерно-хриплый голос Хавьера. Этот голос он запомнил однажды и навсегда. Голос, который на зоне вполне мог решить судьбу человека.

– Максимов. Слушаю.

– Привет, старик.

– Привет. Ты что моим ребятам хамишь?

– Я им яйца при встрече оторву. Чтобы вежливости научились. Что это за тип был?

– Шурик Беломор. С «отдыха» вчера прибыл.

– А, этот… Привет передай. Этому я просто «варкуху» нарисую. На память. Чтобы кровь из обоих ушей…

– Ладно. Я так и передам. Как у тебя дела? Пойми, я не тороплю, но есть обстоятельства, которые поторопить заставляют. Очень интересные обстоятельства. Надо встретиться.

– Через час подъеду. Беломора предупреди, чтобы готовился.

– Ладно, – усмехнулся Хавьер.

С Хавьером они познакомились в лагере. На отсидку Сохатого отправили, как обычно делается, поближе к родным местам. Хавьер был на зоне Смотрящим. Он взял под покровительство бывшего старшего лейтенанта спецназа, на которого многие правильные ребята точили зуб после малявы из пересылки. Самостоятельный и ершистый, Сохатый был для парней достаточно крутых все равно что красная тряпка для быка. Такого хотелось обломать. Просто ради самоутверждения. Хавьер же хотел сначала присмотреться к новичку. Он готовился откинуться. Ему такие были нужны на свободе. А по слухам спецназовец через пару месяцев попадет под амнистию… Тяжелые статьи не учитывались только для уголовников. Для военнослужащих они попадали в общий список отдельной строкой.

Сам Дым Дымыч эти времена вспоминал с омерзением и содроганием. Афган по сравнению с зоной казался ему отдыхом. Курортом, где лечат нервы. Не со всеми бывает так. Но с ним так уж получилось. Он сам себя поставил в положение одиночки. Психологически не смог принять нового своего состояния. Считал, что его несправедливо обидели, и обида прорывалась против всего и всех – начиная от самих зэков и кончая контролерами.

Приказ трибунала – «разжаловать в рядовые и уволить из армии». Казалось бы, что хуже? Суд состоялся в Ташкенте. А потом началось непонятное. Снова арестовали прямо на выходе из здания трибунала. Опять следствие. Следак попался толковый и сочувствующий. Сам солдатом прошел Афган. Прекратил дело за отсутствием состава преступления. Потом звонок из МИДа в ЦК Узбекистана. Из ЦК звонок в республиканскую прокуратуру. Новый следователь – откровенный мудак. Трусливый и угодливый восточный кадр. Он даже подследственных боялся. Однако раскатал по полной программе. «Убийство по предварительному сговору в составе группы преступных лиц». Группа преступных лиц – это два офицера, несколько солдат отдельной роты специального назначения и полковник ХАДа – афганской службы безопасности. А несчастные жертвы – мирные жители, ювелиры – отстреливались из семи автоматов. Смех… И новый суд. Уже гражданский. Гнусавый голос сонного судьи с красными похмельными глазами. Похмелье из него так и лезло на каждом заседании. Судье трудно было даже проговорить без остановки долгую решающую фразу.

– Шесть лет лишения свободы с отбыванием первых трех лет в колонии строгого режима, оставшихся трех лет – в колонии общего режима.

Парочка народных заседателей – передовики производства с какого-то завода, плохо понимающие по-русски. Эти летать готовы от внезапно свалившейся на их глупые головы значимости.

Секретарь суда ковыряет на круглом лунообразном лице прыщи, вытирает пальцы о цветастые шаровары и сурово хмурит насурмленные брови.

Абсолютным дураком улыбается адвокат, не сумевший произнести ни одного умного слова. Он даже доводы самих осужденных повторить в нужный момент не сумел. Что это? Равнодушие? Нежелание понять? Нет, это был «предварительный сговор», точно такой же, какой приписывали им.

Они сидели в металлической клетке, как звери. Перед оглашением приговора бывший командир роты капитан Охлопков наклонился к Дым Дымычу и со смехом прошептал:

– Было бы куда податься, мы бы с тобой эту охрану голыми руками уложили…

– Я бы с судьи начал… – ответил Дым Дымыч. – И вон с той прыщавой… Терпеть не могу, когда лицо ковыряют. Плюнуть в харю хочется…

Они в самом деле без проблем уложили бы охрану и ушли. В этом ни тот, ни другой не сомневались. Эти идиоты, прапорщик и солдаты внутренних войск, не знают простой теории охранения. Несколько секунд, и они лежали бы, раскинув руки в разные стороны, беспомощные и безоружные. Сдерживало другое. Накануне последнего заседания суда их вызвали в кабинет для допросов следственного изолятора. Сразу двоих. Это было неожиданно и непонятно.

Следователь сидел за столом. Беседу начинать не спешил. Предложил сигареты, они отказались. Оба некурящие. Молчали минут пять. Потом дверь открылась и вошел незнакомый полковник. Военный, не из внутренних войск. Брезгливо махнул рукой следователю.

– Но… – привстал тот.

– Так надо, – сказал полковник жестко.

Следак испугался одного его взгляда и ушел без дальнейших вопросов. Тогда они поняли, что этот полковник из ГРУ. Только к представителю Службы или к представителю Конторы следак мог проявить такое почтительное подчинение. Полковник носил красные общевойсковые погоны, а не конторские ярко-синие. Следовательно, он из ГРУ.

Они ждали. Визит своего человека вселял надежду.

Полковник достал трубку, набил ее и долго раскуривал, по-сталински расхаживая по кабинету. Наконец сел на место следователя. Поднял глаза. Долго смотрел молча на одного, потом на другого. Смотрел устало, с сожалением.

– Полковник Костомаров, – представился он. – Мы, кажется, незнакомы?

– Нет, – сказал Охлопков. – Но я помню вас по Афгану. Тогда вы были подполковником. Видел вас мельком.

– Был я и подполковником… – вздохнул Костомаров.

– Как понимать ваш визит? – Охлопков не слишком верил, что полковник сможет им помочь. – Дань вежливости по отношению к нашим заслугам?

– Не ерепенься, – тихо сказал Костомаров. – Короче, так, ребята. Чем спецназ ГРУ отличается от любого другого спецназа? Умением выживать. Это ваша нынешняя задача. Мы пытались все сделать. Но очень мешает МИД. Вы просто попали под ветряную мельницу. Дует новый ветер. Несет перемены. Начались перемены в Москве, автоматически они отозвались в Афгане. Вас подставили. Очень грубо, но подставили. Избежать этого не удалось. Завтра будет читаться приговор. Будьте готовы. Лишнего на себя не берите. Я понимаю, что вы можете это сделать… Но к чему вам в своей стране потом всю жизнь прятаться. Вам нужно элементарно выжить.

– Сколько? – спросил Сохатый напрямую.

– Дадут вам много. Через полгода будет амнистия.

– Под амнистию не попадают «особо тяжкие»… – Законы Охлопков знал. В камере успел выучить. Там знание законов преподается быстро.