– Я хочу, чтобы ты переехала ко мне.

Понадобилось несколько секунд для того, чтобы до меня дошло, что именно он сказал.

– Но… зачем? – вырвалось у меня.

– Чтобы, когда я приезжаю, ты встречала меня там, например.

И снова я поёжилась.

То же самое можно было бы сказать о кошке, например. Но ведь я не кошка…

Это предложение было каким-то чересчур… торопливым, что ли. Мы провели вместе две ночи, и не могу сказать, чтобы там нашлось место для долгих задушевных разговоров. Так что, я могла с уверенностью сказать: человека, который сидит сейчас напротив меня, я совершенно не знаю. Не знаю, о чём он думает, не знаю, что думает обо мне.

А ещё в его доме всё ещё есть нетронутая комната убитой жены. И с этим точно связана какая-то тайна. И я даже не уверена, что хочу знать, какая именно.

– А ты не слишком торопишься? – сказала я, когда молчание стало нестерпимым.

– Нет. – ответил он просто. Он снова взял мои руки в свои, но на этот раз не прикасался к кольцу. – Я просто уверен, что вряд ли встречу кого-то лучше тебя. Так чего ещё нужно ждать?

И снова холодок пробежал у меня по спине. Не встретит никого лучше меня? Откуда ему знать? Меня-то он точно не знает.

– Обещай, что ты подумаешь? Хотя бы подумаешь?

И снова я какое-то время растерянно молчала. Всё это было как-то… слишком. А он продолжал смотреть мне в глаза, и явно ожидал ответа.

– Хорошо. Обещаю, – тихо сказала я. А что мне было ещё сказать?

Он рассчитался, оставив щедрые чаевые. Мы вышли из ресторана, он открыл передо мной дверцу своего автомобиля, и только после того, как я устроилась, сел на водительское сиденье.

Мы ехали молча, и всю дорогу я чувствовала странное напряжение. Он уедет на целую неделю. Буду ли я скучать?

Я не знала.

Мы доехали довольно быстро – он несся по ночному городу, напряженно глядя на дорогу. И вот остановились у моего дома. Огни многоэтажки не горели: слишком поздно. Я выдохнула с облегчением.

Не знаю, почему, но мне не хотелось, чтобы кто-то видел, как среди ночи я уезжаю и возвращаюсь на дорогой машине.

Нэйт повернулся ко мне, положил руку на затылок, притянул меня к себе и поцеловал.

Это был поцелуй, от которого сносит крышу. Я в один момент забыла о своих страхах и сомнениях, и просто растворилась в нем.

Его губы застали меня врасплох. Жаркие, горячие, они требовали – и получали желаемое, буквально покоряя меня. Я не могла сопротивляться его страсти – или просто не хотела этого. Поцелуй становился все более требовательным, жарким. Он лишал меня воли, подчинял себе…

Я с ужасом и каким-то болезненным предвкушением думала о том, что будет дальше. Нэйт Донован возьмет меня прямо здесь? В нескольких метрах от моей квартиры?

Боже, это было бы чудовищно… И все же я понимала: я вряд ли стану сопротивляться. Но когда я с замиранием сердца уже ждала следующего шага, Нэйт отстранился и выпустил меня из объятий.

Мне понадобилось время, чтобы выровнять дыхание.

– Обязательно подумай, – сказал он на прощание.

Я выскользнула из машины, крадучись поднялась по лестнице, стараясь не шуметь, отворила дверь. Но все это было напрасно. В коридоре меня встретила мама. Она не спала, смотрела с напускной строгостью, за которой легко читались страх и беспокойство.

– Может, ты объяснишь мне, что происходит? Во что ты ввязалась?

Я была поздним ребёнком. Родители слишком долго пытались меня завести, несколько неудачных ЭКО, годы отчаяния, когда казалось, что им так и суждено остаться бездетными, и вдруг, когда уже никто не ждал – беременность, которую все воспринимали как чудо.

«Ты стала нашим счастьем», – часто говорила мне мама, и наверное, это здорово – быть чьим-то счастьем с самого рождения. Но потом судьба, словно решив компенсировать это огромное, невероятное счастье, начала посылать нашей семье одни испытания. Мне было пять лет, когда отец, незаменимый человек у себя на заводе, получил серьёзную травму. Несколько недель он провёл между жизнью и смертью, но всё-таки победил. Приговор врачей был ужасен и окончателен: отец никогда не сможет ходить и проведёт всю жизнь прикованным к инвалидному креслу. На работе его сразу же нашлось кем заменить. А пенсия, назначенная ему по инвалидности, уж никак не могла сравниться с теми деньгами, что он зарабатывал. И очень быстро мы оказались на грани нищеты – пенсия отца да скудные заработки мамы, которой приходилось разрываться между работой, уходом за мужем-инвалидом и ребёнком. Она рано постарела. А когда мне исполнилось шестнадцать, даже речи не шло о том, чтобы я поступила в какой-то там колледж. Чем за него платить? Нет, конечно, если бы я была безумно одарённым ребёнком – для меня нашлась бы стипендия. Но мои успехи в учёбе всегда были весьма средними. Может быть, потому что с малых лет я помогала маме наводить чистоту в чужих домах, а за уроки садилась, когда было уже поздно и глаза слипались.

Стоило мне повзрослеть – я уговорила маму оставить работу. Отец с каждым месяцем чувствовал себя всё хуже, и теперь ему требовался почти постоянный уход. Так что, забота о финансовом благополучии семьи полностью легла на мои плечи, и я не видела в этом ничего особенного: было время, когда родители заботились обо мне, а теперь – моя очередь.

Я рано стала самостоятельной, и родители не слишком лезли в мою жизнь. Так что этот вопрос матери меня удивил.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я, устало потирая глаза. Больше всего на свете мне хотелось вытянуться на кровати и получить свои несколько часов сна перед тем, как мы займёмся переездом. Так что ночные расспросы были явно некстати.

– За тобой приезжают среди ночи мужчины. А ещё деньги. На новую квартиру и прочее. Откуда они у тебя? Что вообще происходит?

Я вздохнула. В очередной раз говорить, что это «по работе», было бы глупо. Тем более, что мама могла бы видеть из окна как отчаянно и жарко мы целовались с Нэйтом. От этой мысли меня передёрнуло. Впрочем, не только от этой мысли, а ещё и от того, что именно мать сейчас думает обо мне.

– Послушай, я с кое-кем встречаюсь, – сказала я, и это было правдой. Ну, почти правдой. – И этот человек помогает мне финансово. Ну, то есть, заботится обо мне. – в этом утверждении правды было ещё меньше. Но если отбросить детали, деньги, на которые я снимаю новую квартиру – это деньги Нэйта. Так что я не слишком покривила душой.

– А у этого человека есть имя?

Тон мамы всё ещё был подозрительным, но я уже видела: она понемногу успокаивается. Идея о том, что у меня появился мужчина, который решил поучаствовать в моей судьбе, ей скорее нравилась.

– Есть. Его зовут Нэйт.

– И, насколько я понимаю, ты не собираешься его нам представить? – теперь голос матери был совершенно упавшим, и я могла понять почему. Она наверняка видела машину Нэйта, поняла, что он состоятелен. И теперь думает, что я стесняюсь их, стесняюсь нашего почти что бедственного положения.