Искусственный человек страдает от того, что у него нет родословной, гораздо сильнее, чем вам может показаться. «Где вы родились?» Что ж, строго говоря, я вообще не рождалась: я была создана в лаборатории генной инженерии при Трех университетах в Детройте. «Ах вот как?» Мою схему разработали в Мендельской ассоциации, в Цюрихе. Замечательно поболтали! Только вы никогда и нигде такого не услышите – ведь это плоховато выглядит на фоне слов о предках, приплывших на «Мэйфлауэре»[5] или занесенных в Книгу Судного дня[6]. В моей метрике (в одной из них) сказано, что я «родилась» в Сиэтле – разрушенном городе, из которого вышло чудное местечко для пропавших метрик. А еще отличное место, чтобы потерять и всех ближайших родственников, вдобавок.

Поскольку я никогда не была в Сиэтле, я очень тщательно изучила все записи и фото, которые только могла достать. Я думаю, истинный уроженец Сиэтла не смог бы подловить меня на какой-нибудь неточности. Во всяком случае, я надеюсь на это.

Но то, как ко мне относились здесь, пока я отходила от этого дурацкого изнасилования и не очень забавного допроса, было вовсе не фальшивкой, и я совсем не беспокоилась о том, чтобы соблюдать осторожность. Не только Голди, Анна, мальчишка (его звали Теренс), но и две с лишним дюжины человек побывали здесь, пока доктор Красни меня не выгнал. Это были те, с кем я контактировала. Но в том рейде участвовало гораздо больше народу. Сколько? Не знаю. Одно из основных правил Босса – не допускать контактов между членами организации, если этого не требуют их обязанности. По той же причине он упорно избегал ответов на вопросы – вы ведь не можете выдать секреты, которых просто не знаете, как не можете и выдать человека, о существовании которого не имеете представления.

Но Босс не придумывал правила ради правил. Встретившись однажды с коллегой по делам службы, вы можете продолжать встречаться с ним и просто так. Босс не поощрял неформальные отношения, но он не был дураком и не пытался их запрещать. Поэтому Анна частенько навешала меня поздними вечерами, перед тем как заступить на свое дежурство.

Она ни разу не пыталась получить награду, на которую намекнула первым поцелуем. Правда, и возможностей для этого было немного, но мы могли бы их найти, если бы попытались. Я не пыталась ее отшить – ни в коем случае! Если бы она хоть раз еще намекнула, что не прочь получить по счету, я не только расплатилась бы с удовольствием, но и постаралась бы изо всех сил убедить ее, что это моя инициатива. Но она ни разу больше не выказала таких намерений.

Я думаю, она была сродни тем чутким и очень редко встречающимся мужчинам, которые никогда не станут лапать женщину, если она того не хочет, – они это чувствуют и первыми не начинают.

Однажды вечером, незадолго до выписки, у меня было особенно хорошее настроение – этим днем я завела себе двух новых друзей (отмеченных поцелуями), тоже принимавших участие в рейде и моем спасении. Мне захотелось объяснить Анне, почему это так много для меня значит, и я внезапно поймала себя на том, что рассказываю ей, что я не совсем то, чем кажусь. Она прервала меня:

– Фрайди, родная, послушай-ка секунду свою старшую сестричку.

– А? Я что, все испортила?

– Возможно, ты чуть этого не сделала. Помнишь, той ночью, когда мы познакомились, ты возвращала мне секретный документ? Так вот, я получила свой допуск к «сов. секретно» лично от мистера Два Костыля много лет назад. Книгу, которую ты вернула, я могу взять в любой момент. Но я никогда ее не раскрывала и никогда не раскрою. На ее обложке написано: «По особому распоряжению», а мне никто не давал распоряжения ее прочитать. Ты прочла ее, а я даже не знаю названия, не говоря уже о содержании, – мне известен только ее номер… Точно так же дело обстоит и с личными вопросами. Когда-то был такой элитный военный отряд, Иностранный легион, славившийся тем, что у каждого легионера не было прошлого – до того дня, когда он записался в этот легион. Мистер Два Костыля хочет, чтобы мы были именно такими. К примеру, если бы нам потребовалось искусственное существо или, скажем, ИЧ – искусственный человек, – наш кадровый служащий знал бы об этом. Я это знаю, поскольку раньше была кадровым служащим. Надо было бы обзавестись поддельным личным делом; возможно, потребовалась бы пластическая операция, в некоторых случаях – ликвидация лабораторных маркировок, а затем регенерация тех мест, где они ставились… Словом, когда все это было бы сделано, ему уже никогда не надо было бы волноваться и переживать, что его могут похлопать где-нибудь по плечу и вытолкать из очереди. Он мог бы даже жениться и завести детей, не беспокоясь о том, что когда-нибудь это может вызвать у них проблемы. Не стоит ему беспокоиться и относительно меня, поскольку я обучена забывать. Так вот, дорогая, я не знаю, что у тебя сейчас на уме. Но если это то, что ты обычно никому не рассказываешь, не рассказывай и мне, а то на следующее утро ты можешь возненавидеть себя.

– Нет! Так не случится. Я…

– Ну хорошо. Если через неделю ты захочешь выложить мне это, я тебя выслушаю. Идет?

Анна была права: через неделю у меня уже не было потребности исповедоваться. На девяносто девять процентов я уверена, что она в курсе и… В любом случае это здорово, когда кто-то любит тебя за то, что ты такая, какая ты есть. Когда кто-то не считает ИЧ нелюдями и монстрами.

Понятия не имею, знали ли об этом или хотя бы догадывались другие мои новые друзья. Босс, конечно, не в счет, он-то знает, но он – не друг. Он – Босс. Но это не имело никакого значения, потому что я поняла: если знали, им это безразлично, и если узнают, им будет наплевать. Единственное, на что им не наплевать, – это член ли ты команды Босса. И все.

Как-то вечером ко мне зашел Босс, постукивая костылями и недовольно фыркая себе под нос. За его спиной маячила Голди. Он грузно уселся в кресло для посетителей и небрежно бросил Голди:

– Спасибо, сестра, вы мне не нужны, – потом повернулся ко мне и сказал: – Разденься.

В устах любого другого мужчины это прозвучало бы либо оскорбительно, либо заманчиво – смотря по обстоятельствам. В случае с Боссом это означало лишь, что он просто хочет, чтобы я сняла с себя одежду. Голди, по-видимому, поняла это, поскольку, услышав приказание Босса, она просто кивнула и вышла, а Голди из тех медсестер, что дадут прикурить самому Джеку-потрошителю, вздумай он покуситься на кого-то из ее пациентов.

Я быстро стащила с себя одежду и молча застыла в ожидании. Он оглядел меня сверху донизу и буркнул:

– Они стали совершенно одинаковыми.

– Мне тоже так кажется.

– Доктор Красни сказал, что провел тест на функциональность. Результат положительный.

– Да, он сделал какой-то трюк с моим гормональным балансом, и из них чуть-чуть закапало. Забавное ощущение… Потом он восстановил баланс, и я иссякла.