Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кожа нежная, губы розовые, свежие, как лепестки роз. Под глазами тушь осыпалась, но её ничто не портит. Вся она такая… Не классическая красавица. Грудь чуть больше, бёдра — чуть шире, чем у стандартных красоток, но глаз останавливается и не желает отрываться. Глазу хочется отдыхать на её свежести и притягательности.
Чего-то не хватало для законченности образа, но я никак не мог сообразить — чего. Я понимал: смущаю её своей пристальностью, но мне нравилось это делать, нравилось любоваться. От неё пахло здорово — малиной и каким-то неуловимым ароматом духов.
А ещё она ехала на мой этаж, где всего две квартиры. И будет тупо, если ко мне… Я мог поклясться: никогда раньше не видел эту девушку. Никогда и нигде мы не пересекались. Негде, правда. Вряд ли такой чистый цветок ходит по клубам — не вяжется это с её образом. И, наверное, я бы запомнил, если бы вдруг…
— Приехали, — схватился за ручку её неудобной сумки на колёсиках. Пыточное орудие. Наверное, она больно набила ноги, пока тянула её за собой. — Куда тебе дальше? — обернулся, чтобы ещё раз окинуть взором всю её, с головы до ног.
Рёбра ныли нещадно, скула, наверное, уже шикарная. Мне прилетело, а как же. Какая драка и без синяков? Костяшки я тоже свёз и мечтал лишь поскорее попасть домой и обработать свои царапины. Всё же грязь, инфекция — мало ли.
— Больше никуда. Вот, — махнула она на соседнюю дверь. — Сюда мне.
У меня брови на лоб полезли. Что она забыла в квартире, где живут два скандалиста? Но спрашивать ни о чём не стал.
— А мне сюда, — махнул рукой на свою дверь. — Вдруг чего — зови.
Зачем я это сказал? Не знаю. Но, несмотря на то, что мне хотелось скорее домой и в душ, а ещё там мать бесится, наверное, и ребёнок на ней висит непростительно долго, я намеренно не спеша доставал ключи, тарахтел ими и делал вид, что не могу попасть в замочную скважину. Вообще мог просто позвонить.
Я тянул кота за хвост. Прислушивался, как, вздохнув, девушка нажала на кнопку звонка. Как почти сразу открылась дверь.
— О! — весело завопил сосед. — Надюха! Заходи!
Кажется, он навеселе, но точно сказать нельзя. Надюха ещё раз вздохнула и поинтересовалась:
— А Наташа дома?
— Заходи! — потянул сумку сосед. Та жалобно загремела колёсиками по порогу. Девушка вошла — дверь захлопнулась. Я мучительно вспоминал имя этого скандалиста. К стыду, я не знал имён своих соседей.
Моя дверь распахнулась неожиданно. Мать стояла, как богиня Артемида. Ей только лука не хватало, чтобы стрелять по мне.
— Ну? — грозно рыкнула на меня. — Ты что, пьян, Арсений?
— Нет, — потеснил я её и вошёл в квартиру. Закрыл за собой дверь. Где-то там лопотал на диване мой сын.
— Боже мой, — оценила мой внешний вид мамуля, — и это мой сын. Тридцати двух лет от роду! Ты подрался?
Я чувствовал себя нашкодившим школьником, которого поймали с сигаретой за углом школы. У меня даже уши полыхнули.
— Да. Честь девушки защищал, — и честно-честно посмотрел ей в глаза.
Мать скептически скривила тёмно-вишнёвые татуированные губы. Ей очень шёл этот цвет.
— Там хоть была она, честь эта, чтобы защищать-то?
— Была, — признался честно. Совесть моя чиста, поэтому мамины снаряды в мой окоп не долетали.
— Ладно, счастье моё. Сходи-ка в душ и дай-ка я тебя обработаю, пока здесь.
— Как тебе, понравилось быть бабушкой? — поинтересовался, с готовностью стягивая одежду. Раз мама так добра, нужно поскорее пользоваться остатками её долготерпения.
— В общем, нормально, выдержала. Но несколько раз задумывалась: а так ли я хочу, чтобы ты женился? Это ж ещё и невестку терпеть? Наверное, ребёнка вытерпеть легче.
Мама, как всегда. Прямолинейна. Я рассмеялся и отправился в ванную. Душ, душ, струи воды. Как хорошо-то.
Мать в доме, пришлось трусы натягивать, а не в полотенце щеголять, как я привык. Она придирчиво рассматривает моё тело. Безошибочно тыкает пальцами в те места, куда кулаки местного борца за чужие сумочки прилетели.
— У тебя скоро соревнования, говоришь? Как раз то, что нужно. Будешь выглядеть шикарно.
— Пройдёт, — равнодушно бросаю я. — Или для этого есть грим. Не переживай, ладно? Я сам разберусь.
Почему, когда я собрался всё бросить, мать слишком уж интересуется тем, что я решил оставить в прошлом? Из биографии не вычеркнуть, да я и не желаю. Это часть жизни, и я прожил её достойно. Мне не стыдно, кто бы что ни говорил и какие бы сплетни обо мне ни ходили.
— Ладно, — вздыхает она. — Взрослый, я помню. Но я мать, и не забывай об этом! Поэтому имею право и переживать, и беспокоиться, и «ко-ко-ко», как курица, делать!
Атака. Кто не спрятался, тот поражён. Она обрабатывает мне ранки, допрашивает по всей строгости закона, чем я занимался весь день. Рассказываю всё честно, но без лишних подробностей.
— Что ты с Данькой-то решил?
Я вздыхаю.
— Пусть эту ночь со мной побудет, а с утра — сдаваться.
— Вот и правильно, — поддерживает меня мать. — Если он твой, будем бороться законно, а не пойми какими методами. А то как-то мне не нравится вся эта история. Мутная она какая-то.
Я тоже так думаю, поэтому не возражаю. Мать наконец-то уходит, я провожаю её до лифта и, можно сказать, машу белым платочком вслед, дожидаясь, когда кабинка мягко приземлится на первом этаже. И в этот момент распахивается соседская дверь. Из неё выскакивает Надя. Блузка у неё на плече порвана, взгляд безумный.
— Вали, дрянь! — несётся из квартиры вой соседа, а у меня невольно сжимаются кулаки.
Девушка всхлипывает. Поправляет дрожащей рукой волосы. Пытается приладить оторванный рукав блузки, но он так и висит нежно-розовым заячьим ухом. На щеке у неё — свежая ссадина. Кажется, кому-то не повезло.
— Что, проблемы? — спрашиваю глухо. Из-за неплотно прикрытой двери воет, как шакал, сосед.
— Да. Нет. Я пойду, — направляется она к лифту, а затем, прислонившись к лифтовой шахте, медленно сползает по стеночке и присаживается на корточки. — Собственно, мне больше некуда идти, — бормочет сама себе и утыкается лицом в дрожащие ладони.