А что? Видный мужик. Высокий, сильный. Невольно взглядом скользнула по мощным плечам, по рукам с четко проступающими венами, по широкой груди. И глаза у него красивые, яркие, словно летнее небо. Бороденку в порядок привести и вообще цены ему не будет. Пришлось поспешно отворачиваться, чтобы бы он не заметил усмешку, которая отчаянно рвалась наружу.

Хотя, ерунда все это. И бороденка, и цвет глаз. Это не главное.

Что по-настоящему меня в нем покорило, так это забота. То, как он пришел за бестолковой истеричной дамочкой, хотя вовсе и не обязан был этого делать. Пришел, забрал в свой дом, накормил. Это подкупает. Я вот знаю некоторых мужиков, которые палец о палец в такой ситуации не ударили бы, еще и сказали бы с видом умудренного опытом философа «сама виновата».

Меня точно от сытного ужина развезло! Глупости всякие в голову лезут!

Псина тем временем тыкалась мне в колени холодным носом.

— Он — сладкоежка. Печенье клянчит. Не давай, а то потом не отвяжется, — коротко сообщил хозяин с укором посматривая на пса.

— Хорошо, — согласилась я и украдкой все-таки сунула волкодаву обломок печеньки, за что тут же была восторженно обслюнявлена.

К концу нашего молчаливого ужина я начала откровенно клевать носом. Усталость, стресс последних дней навалились в полную силу, и хотелось только одного — свернуться клубочком на лавочке, прикрыть глаза и уснуть.

— Можешь устраиваться в той же комнате, где ночевала сегодня, — дровосек кивнул куда-то в сторону, — к сожалению шелковых простыней нет.

— Плевать, — только рукой махнула, поднимаясь из-за стола. Мне сейчас хоть соломы клок и то рада буду.

Уже в дверях остановилась и, развернувшись к нему лицом, искренне произнесла:

— Спасибо, что вернулся за мной.

Павел только плечами пожал:

— Не за что, — а потом меланхолично добавился, — дверь на ночь советую прикрыть.

— Хорошо, — покорно согласилась я и уже через три минуты, едва коснувшись головой подушки, заснула.

Ночью было прохладно. Иногда выплывая из тревожной дремы, я натягивала на себя повыше колючее, дурно пахнущее одеяло, и чтобы не думать о проблемах, быстренько снова засыпала. Сначала снилась какая-то серая тревожная муть, а потом приснился сон. Будто кто-то большой, сильный, а главное теплый пришел и согрел меня. Хороший сон, приятный, а самое главное такой реалистичный — мне действительно стало тепло, уютно, и до утра я больше не просыпалась.

Разбудила меня одна наглая коза, которая встала под моим окном и громко, изо всей козлиной мочи заорала «беееее». А мне, между прочим, снился принц на белом коне, спасающий меня от дракона! Дракон почему-то был с густой рыжей бородой, а принц размахивал не мечом, а бензопилой, но это мелочи, все равно приятно, когда тебя спасают.

Я изо всех сил попыталась ухватиться за чудесный сон и провалилась в него обратно.

— Я спасу тебя, моя прекрасная Джулия, — голосом Антонио Бандероса пообещал принц, мужественно заслоняя меня от кровожадного дракона, — мы уедем к морю, в мой сказочный замок.

— Да! — завопила я, уже представляя, как стою в роскошном платье, на балконе с мраморными перилами и умиротворенно смотрю на закатное море.

— Мы будем любить друг друга вечно.

— Да!!! — к моим балконным грезам добавился восхитительный мужчина, глядящий на меня с обожанием.

— Наши ночи будут полны страсти.

— Да. Да. Да.

Дракон в моем сне не торопился нападать, задумчиво почесывая кустистую бороду, и накручивая лохматые усы на кривой коготь, а принц продолжал вещать:

— Я отнесу тебя в спальню, на шелковые простыни. Медленно сниму с тебя платье!

Можно и быстро! Я и так уже готова упасть в твои объятия!

— Буду тебя целовать, а потом…

— Что потом? — с придыханием, чувствуя, как кружится голова.

— Потом, беееееее!

— Чего??? — сон закрутился стремительным вихрем.

— Бе! — коротко ответил принц, и ускакал в поле, задорно подпрыгивая на ходу.

Я ошалело распахнула глаза, теряя осколки сновидения.

Под окном надрывалась Агриппина, будь она не ладна. А еще… В постели со мной кто-то был. Лежал за спиной, закинул на меня тяжелую лапищу и размеренно дышал в затылок. Проклятый дровосек! Все-таки решил воспользоваться моей слабостью и беззащитностью! И я хороша! Вчера уши развесила, наелась до одури, расслабилась, подумала, что в нем есть что-то нормальное, человеческое. Дура!

«Все-таки маньяк!» — пронеслось в мозгу, когда он сильнее прижался ко мне, и едва сдержалась чтобы не вскочить на ноги, словно ошпаренная.

Пока соображала, что делать дальше, как спасать свою жизнь и девичью честь, лесник понял, что я проснулась. Заворочался, зевнул, и как-то совсем не целомудренно засопел мне в ухо. Я ощущала его дыхание на волосах, шее, плече. От страха начало трясти, а по коже бегали гигантские мурашки, которые не имели ничего общего с возбуждением. И тут, я почувствовала, как он касается губами моего плеча. Потом еще раз и еще.

Меня словно парализовало от ужаса, хотела закричать, да голос пропал. Мной явно собрались воспользоваться как женщиной, а у меня даже не было сил бороться! Липкой паутиной обволакивала апатия, подавляю волю.

Как же я умудрилась так попасть???

Так надо взять себя в руки, собраться духом и оказать отпор. Пинаться, лягаться, по возможности нанести непоправимый урон где-нибудь в области паха, чтобы у него глаза на лоб от боли повыскакивали! И в глаз, кстати, тоже можно тыкнуть! Дважды! Чтобы черт этот лохматый ослеп! Воспользоваться этим и сбежать! В лес! К машине! И плевать на медведя! Если попадется — ему тоже напинаю, так что мало не покажется. Все! Я разозлилась! На счет три, начинаю битву не на жизнь, а на смерть.

Раз…

Два…

— Зря ты дверь на ночь не закрыла, — раздался насмешливый голос от дверей.

Задержав дыхание, медленно перевела взгляд на Павла, стоящего на пороге. Он вытирал полотенцем сырые взлохмаченные волосы, а в густой бороде притаилась улыбка.

— Ты там? — задала единственный вопрос, на который хватило сил.

— Где же мне еще быть?

Скосила взгляд за спину, откуда снова раздавалось размеренное сопение.

— Погоди, ты думала, что это я к тебе ночью пристроился? — бородатый глянул так, что я краской залилась.

— Ну… — подходящих слов не нашлось.

Он правильно истолковал мое нечленораздельное мычание, страдальчески поднял глаза к потолку, покачал головой и вышел обратно в кухню-прихожую, приговаривая себе под нос:

— Дурна девка-то, ой дурна.