Горничная принесла кофе и тихо ушла.

Чезаре обратился к Луизе:

— Почему ты не разыскала меня, когда узнала, что беременна?

— С какой стати ты об этом спрашиваешь? Ты бы мне не поверил. Особенно после того, как мэр коммуны назвал меня аморальной. Никто не спрашивал меня, от кого я родила. Не задавали вопросов даже бабушка с дедушкой. Только когда Оливер вырос, дедушка спросил меня, не от тебя ли я понесла. Он сказал, что мальчик похож на тебя.

— Но ты знала с самого начала? — спросил он.

— Да.

— Откуда? Почему ты была в этом уверена?

Луизе стало обидно, но она приказала себе сохранять самообладание:

— Не твое дело. И Оливер не должен тебя волновать.

— Он мой сын, и я буду о нем заботиться, я уже говорил это.

— А я уже говорила, что не позволю, чтобы Оливер оказался на положении незаконнорожденного сына. Хотя тебя, могущественного сицилийского правителя, никто не осудит за случайные связи с женщинами. Мой сын не будет расти с ощущением, будто он человек второго сорта, и смотреть, как благосклонно ты относишься к своим законнорожденным детям… — Внезапно Луиза умолкла, понимая, что дала волю эмоциям, и сделала глубокий вдох, прежде чем продолжить более спокойным тоном: — Я, как никто другой, знаю, что такое жаждать любви родителя, которому ты безразлична, и не позволю, чтобы подобное случилось с Оливером. Твои законнорожденные дети…

— Оливер мой единственный ребенок, — тихо, но твердо произнес Чезаре.

Наступила оглушающая тишина. Луиза поначалу не знала, что сказать.

Оливер его единственный ребенок?

— Почему ты так говоришь? Возможно, сейчас это так, но…

— Других детей у меня не будет. Именно поэтому я намерен официально признать Оливера своим сыном и наследником. Он будет моим единственным ребенком.

Луиза смотрела на Чезаре и жалела о том, что он сидит в полутени и ей плохо видно выражение его лица. Однако Чезаре не сумел сдержаться: судя по тону, ему было трудно сделать подобное признание. Была не просто задета его гордость. Любой мужчина почувствовал бы себя ущербным, делая такое заявление.

Неужели она смягчилась? Сочувствует ему? Как она может так поступать? Да, Луиза и правда сопереживала Чезаре, потому что сама познала вкус мучений. Получается, Чезаре ей по-прежнему небезразличен?

После его признания у нее чаще забилось сердце, Луиза затаила дыхание и насторожилась.

— Ты не можешь знать наверняка, — запротестовала она.

— Я знаю, что говорю. — Чезаре помолчал, а потом произнес отчетливо и бесстрастно: — Шесть лет назад, когда возглавляемый мной благотворительный фонд оказывал помощь за рубежом, я заразился эпидемическим паротитом. К сожалению, я слишком поздно это обнаружил. Результаты медицинского обследования были неутешительными — я стал бесплодным. Будучи единственным наследником Фальконари по мужской линии, я смирился с тем, что наш род прекратится на мне.

В голосе Чезаре слышались едва различимые нотки напряженности. Луиза догадалась, что он сейчас испытывает. Зная сицилийские традиции и гордыню правителя, она легко представляла себе, какой шок он испытал, узнав о своем бесплодии.

— Ты можешь усыновить ребенка, — логично заметила она.

— И тогда мои многочисленные предки перевернутся в могилах. Нет, я этого не сделаю. Исторически мужчины из рода Фальконари признавали своими детей, зачатых от замужних женщин, с которыми у них были романы.

— Я полагаю, ты говоришь о праве первой ночи? — язвительно спросила Луиза.

— Не обязательно. Мои предки не затаскивали женщин в свою постель силой.

Чезаре говорил высокомерно и с презрением, и в очередной раз Луиза непроизвольно признала, до чего тяжело такому человеку, как он, говорить о том, что он не сможет зачать наследника. Словно прочитав ее мысли, он произнес:

— Можешь себе представить, каково мне было осознавать, что я первый мужчина из рода Фальконари, имеющего тысячелетнюю историю, который не может произвести на свет наследника? И если ты в состоянии меня понять, то я прошу тебя представить, как я себя чувствовал, когда получил письмо от твоего деда.

— Ты отказывался ему верить?

Он мрачно на нее посмотрел:

— Наоборот. Я очень хотел ему верить. Я просто не осмеливался, но результаты анализа ДНК подтвердили, что Оливер из рода Фальконари.

— Бабушка и дедушка всегда говорили, что он похож на своего отца, — неохотно призналась Луиза.

— Теперь, я не сомневаюсь, ты понимаешь, почему я хочу официально признать Оливера своим наследником? И надеюсь, ты смиришься с тем, что он будет главным человеком в моей жизни. Оливеру не придется бояться того, что я буду любить кого-то больше, чем его. Я знаю, каково расти без родителей. Ты можешь быть уверена — я стану ему хорошим отцом. Он будет расти в замке Кастелло и…

— Здесь?! — Она в ярости тряхнула головой. — Оливер будет жить со мной.

— Ты уверена в том, что Оливер этого хочет?

— Конечно. Я его мать.

— А я его отец, и у меня есть на него права.

Чезаре почувствовал, как Луиза запаниковала. Он непроизвольно восхитился ею, увидев, что она, словно львица, готовится защищать своего детеныша.

— Я не позволю возить его то сюда, то в Лондон. Это несправедливо. Ему придется разрываться между тобой и мной, — спорила она.

Чезаре молчал.

Луиза заговорила снова:

— Я не принесу Оливера в жертву какой-то глупой традиции. Он еще ребенок и не знает об истории семьи Фальконари.

— Значит, ему пора узнать о своем предназначении.

— На него ляжет слишком большая ответственность. Я не хочу, чтобы он рос как ты.

Наступило молчание.

Луиза не понимала, почему Чезаре ей не возражает. Почему он молчит?

— Тогда, вне сомнения, ты согласишься с тем, что будет лучше всего, если ты останешься здесь. Таким образом, у Оливера будут оба родителя.

— Это невозможно. У меня работа в Лондоне.

— У тебя сын, которому, по мнению твоего деда, нужен отец. Я полагал, Оливер для тебя важнее карьеры.

— Ты говоришь так только потому, что он твой единственный наследник.

Чезаре покачал головой:

— Изначально, получив письмо твоего деда, я относился к Оливеру только как к продолжателю рода. Но, увидев его, я в то же мгновение — еще до получения результатов анализа — полюбил этого мальчика. Не проси у меня объяснений. Я не смогу ничего тебе сказать. Я просто почувствовал к нему любовь и желание защищать его и направлять.

Луиза понимала Чезаре. Она испытала такие же ощущения, когда родила Олли и увидела, как сильно он похож на своего отца.