прокатывается жар, пульс частит. Я злюсь на Павла. Сильно. Смотрю на него и краснею.

Спокойно, Ди. Эту страницу мы перелистнули. Вот буквально недавно.

Серьезный такой. Решительный. Ни намека на улыбку. В руке сжимает большой букет белых лилий.

Два дня ничего! А тут с цветами!

Я бросаю жалобный взгляд в сторону подъезда. Признаю себя тряпкой и остаюсь ждать.

Глава 9

У меня, вообще-то, отболело уже. Поздно. Где ты вчера был?

Смотрю на хирурга, и сердце предательски пускается вскачь. У сердца, видимо, другое настроение, ему в монастыре наскучило. Говорят, секс и прочие романтические волнения – неплохая кардиотренировка. Сердечной мышце необходимы регулярные нагрузки, которые я давным-давно не обеспечиваю.

Адомайтис тем временем покидает парковку и останавливается напротив меня в нескольких метрах, пропуская разделяющую нас машину. Которой по закону подлости оказывается внедорожник Жени! Загораживающий пешеходный переход полностью.

Евгений не глушит двигатель. Опускает окно и говорит мне:

– Привет, Диана! С работы?

Глаза Адомайтиса прищуриваются. Он определенно зол, и сейчас мы с Женей вроде как дровишки в костер подкидываем.

– Да-а, – тяну я слегка истерично, наблюдая, как хмурится и без того насупленный хирург. – Привет, Женя. Ты дорогу загораживаешь. Там человек, кажется… перейти хочет.

– Я быстро. Такие апельсины вкусные привез в этот раз. Хочешь? Могу занести. Завтра, например.

– Я к родителям поеду. Давай потом созвонимся? Я бы купила пару килограммов позже.

Женя очень милый, и мне ужасно стыдно, что переживаю я сейчас только об одном: вдруг Павел уйдет? Обойти машину не так просто: слева и справа от перехода кусты. Но Адомайтис и не думает признавать поражение. Он все же огибает автомобиль и, увязая по колено в снегу, подходит ко мне.

– Привет, – говорит быстро, прерывисто.

Высокий такой, я и подзабыла. Смотрю снизу вверх.

– Привет.

Адомайтис демонстративно поворачивается к Жене. Тот смотрит на хирурга.

– Рада была видеть, Жень! – Я делаю взмах рукой, прощаясь. – Езжай, там уже подпирают.

– Да, поищу свободное место. А то все занято, – цедит в ответ бизнесмен и стартует.

– Ого-го, – недобро усмехается Павел. – Я надеюсь, это твой ревнивый брат?

– Сосед. И по совместительству главный поставщик сезонных овощей и фруктов.

– Понял.

Я бросаю робкий взгляд на цветы. Очень, конечно, хочется этот букет лилий, и я широко улыбаюсь, когда Павел протягивает его мне.

– Спасибо. Красивые. Тяжеленькие.

– Хотел еще раз извиниться, – говорит он вновь прерывисто, отстраненно. – Если напугал или обидел. Я замечательно провел время. И переживал, что ты… нет.

Переживал… Слово это особенное, мы не переживаем за тех, кто безразличен.

– Не стоит извиняться, все в порядке. Но мне приятно получить цветы, – мягко говорю я, опустив глаза и мучительно вспоминая, не назвала ли этого обходительного мужчину в прощальном сообщении каким-нибудь мудаком. Например, последним.

Не выглядит он таким. Вот хоть убейте! Злым, немного растерянным – да. Но не подлым. Хотя еще утром я именно так об Адомайтисе и думала. В глаза сейчас смотрю, и ноги подкашиваются.

Они, глаза, у Павла, кстати, усталые. Это заметно даже мне, знающей его совсем мало.

В ответ на мою благодарность он как-то весь подбирается. Спину выпрямляет. Хмурится и произносит суховато. Так, знаете, с налетом официальности:

– Диана, я освободился только. Приехал вот как есть. Просто хотел поблагодарить тебя за отличный вечер. Все дежурство вспоминал наши шутки и улыбался. Если переборщил в конце, если ты не настроена – я больше не буду лезть.

– Ты голодный? – спрашиваю я.

– Что?

– Выглядишь раздраженным. Обычно люди такие на голодный желудок.

– А. Я такой всегда.

– Нет.

– Может, как-нибудь сходим в кино? – предлагает Павел. На меня смотрит. – Убедишься.

Я же… стою с этими лилиями, слушаю, не совсем понимая, что именно происходит и о чем мы спорим. Подгибаю пальцы ног – на улице по-прежнему мороз. Я одета, чтобы до машины добежать, а не стоять полчаса на снегу.

– Можно в кино. А может… ты меня не так понял?

Павел задумывается, потом произносит чуть живее:

– Ты мне нравишься. И я хочу большего. Настаивать не стану, но и скрывать глупо. Времени на игры у меня и нет особо. Говорю как есть. Было бы иначе – не поперся бы после полутора суток на ногах первым делом в цветочный. Если мое внимание тебе неприятно, так и скажи.

– Ты точно голодный, Паш. – Я качаю головой с легкой улыбкой.

Его грубая прямолинейность кажется отчего-то трогательной.

– Так что насчет кино? Я завтра работаю, – напоминает он резковато.

– Я уезжаю на все выходные.

– А, – теряется Адомайтис, явно расстроившись.

Ауч. Мне вдруг не хочется с ним прощаться до вечера понедельника. И вообще не хочется прощаться.

Заглядываю в его уставшие глаза.

– Тогда я позвоню? – предлагает он. Словно делает последний рывок.

– Я думала, ты еще вчера это сделаешь, – отвечаю робко, тихо. Потом добавляю, чтобы поддержать его: – Надеялась.

Сердце колотится. Мы смотрим друг на друга. После чего Паша пожимает плечами и выдает запросто:

– Вообще-то, я звонил.

– Видимо, не мне.

– Тебе. Раз десять. Ты трубку не взяла ни разу. Ну и я подумал, что ошибка оказалась фатальной.

– Если бы ты звонил, я бы заметила. Это точно, Паш, – говорю как-то совсем тихо. Смутившись. Я ведь не могла его в бан случайно кинуть?

Павел хмурится сильнее, раздражение в нем нарастает стремительно.

– Я его убью тогда.

– Кого?

– Матвея. Я телефон разбил, – разводит он руками, – когда из такси выходил у дома. С работы Моту позвонил, он твой номер продиктовал. Если пошутил таким образом… вот гаденыш. Понятно, что он злится на меня, но такое отношение переходит все границы.

Я округляю глаза.

– Так ты с рабочего звонил? А какие там цифры последние, помнишь?

Быстро достаю мобильный, снимаю блокировку.

– Эм… Ноль восемь шестнадцать. Это ресепшен моей клиники. «Айрис». И ноль семь двадцать, это зам.

Я листаю звонки. Двенадцать. Двенадцать пропущенных за полтора дня! Да он помешался!

На мне.

– А. Ясно. Я не беру трубку, если звонят с неизвестных номеров. Зря не сказала тебе в среду.

– Никогда?

– Никогда. Если ты в шоке от моих странностей, то можешь уйти под предлогом того,