Немного замешкавшись у причала – неожиданно закапризничал двигатель, в конце концов, мы поплыли вниз по Темзе. Моя пятилетняя дочка Сара провела последний уик-энд с нами, и когда мы проходили мимо Гринвича, она махала нам рукой с пирса. Для меня это был тяжелый момент. За прошедший год я очень сблизился с ребенком и чувствовал, как сильно буду скучать по ней. Хотелось верить, что мое отсутствие не доставит ей особых проблем. Я вздохнул с облегчением, когда увидел, как она вдруг прекратила махать и переключила свое внимание на транзисторный приемник. Дети удивительно неунывающи, кроме того, она уже успела привыкнуть к моим достаточно длительным плаваниям. Может быть, она думала, что и сейчас все будет, как в прошлые разы. Я надеялся на это.

Suhaili двигалась не особенно шустро, а мне еще надо было взять на борт около трети тонны питьевой воды – 86 галлонов. Естественным образом я постепенно буду избавляться от груза, и должно пройти время, пока лодка сможет показать все, на что способна. Я волновался, что отягощенная дополнительным весом Suhaili будет плохо переносить волну, но меня несколько успокоил прошмыгнувший мимо моторный катер. Он поднял сильную волну, но последствия килевой качки ограничились мокрой палубой.

На пути в Фалмут мы остановились в Ньюхейвене. В сильный туман мы чуть ли не на ощупь пробрались мимо Бичи-Хеда в порт, воспользовавшись столь хорошо известным яхтсменам навигационным сигналом у входа в гавань – дорожным указателем для нас стали янтарно-желтые скалы Сифорда. Когда мы с включенным мотором медленно проплывали мимо кряжистого маяка на западном волноломе, в тумане раздался голос: «Рад, что вы смогли сделать это». Было приятно, я отнесся к этому как к доброму предзнаменованию.

На ньюхейвенском морском вокзале мы были вдали от посторонних глаз, никто не отвлекал нас от дел, как это было в Surrey Docks. В пути мы составили список работ и вещей, которые надо было купить. Вплоть до момента выхода в море все наши действия были подчинены этим спискам, которые были развешены по всей лодке. Как только я зачеркивал пару строчек, тут же появлялись новые позиции. Множество списков грузов были опубликованы совершившими дальние переходы моряками, но ни один из них по определению не подходит другой лодке и другому человеку. Помимо всего прочего, предполагаемая длительность плавания привнесла дополнительную сложность – коэффициент умножения, ранее никем не измеренный. Я должен был располагать количеством припасов и снаряжения, достаточным для годичного плавания, и мне приходилось бороться с искушением взять с собой необязательные вещи просто на всякий случай.

Именно в Ньюхейвене был создан Клуб поддержки Suhaili. Вопреки моему мнению, казначеем был избран Брюс, так как команда полагала что, собрав подписные взносы, я могу не возвратиться из плавания. Как мрачно заметил Брюс: «Газеты полны историями об обанкротившихся к Рождеству клубных казначеях». Само собой разумеется, любой казначей рискует угодить в тюрьму, что представляется довольно естественным занятием для любого австралийца. Мне пришлось ограничиться постом президента. Президенты клубов болельщиков не могут похвастаться избытком властных полномочий, зато обязанностей у них предостаточно.

Брюс раньше нас покинул Ньюхейвен, отправившись в Фалмут, где он вместе с Виком Робертсом, бывшим сотрудником Sunday Mirror, занялся подготовкой нашего прихода в порт. Кен, Билл и я отплыли на Suhaili в пятницу 7 июня. В Фалмут мы вошли вечером в воскресенье. До последнего момента Билл продолжал надеяться на то, что сможет снять меня голым, принимающим ванну в бадье на палубе.

За эти два дня я вдоволь поэкспериментировал с механизмом рулевого автоуправления, получившим название Адмирал по причине, которую я, как офицер флота Ее Величества, не считаю возможным раскрыть. Флюгерки реагировали на ветер, хотя и были жестковатыми, а передача движения рулю протекала не так гладко, как мне хотелось бы. Требовалось время для подгонки и обкатки. Понимая, что в море мне придется намного интенсивнее пользоваться ручным управлением, я отложил это на будущее.

В качестве порта отправления Фалмут оказался даже лучшим выбором, нежели я рассчитывал. Вик сумел найти швартовую бочку в центре гавани и забронировал номера в расположенном на пристани отеле Marine Hotel, с менеджерами которого Ди и Бобом Дреннанами у нас сложились прекрасные отношения. Если и есть на свете гостиница для моряков, так это – отель Marine Hotel. В баре «Цепной ящик», которым управлял отец Боба Джок, все напоминало о славной эпохе фалмутских пакетботов, когда с командой расплачивались прямо в баре, а пассажиры прогуливались вечерами по склону холма, спускаясь до самой кромки берега. Ди и Боб взяли нас под свою опеку. Когда бы мы ни вернулись в гостиницу, грязные, уставшие и проголодавшиеся как черти, нас ждали приготовленные шеф-поваром Найджелом Эндрюсом горячие блюда, будто так и должно было быть. Перед выходом в море я забронировал комнату, пообещав Бобу, что дам знать о точной дате приезда, когда буду проплывать мимо берегов Австралии.

Несколько последних дней в Фалмуте были сумбурны. Suhaili все еще чуть протекала и я решил еще раз осмотреть корпус напоследок. Мы с Биллом повели ее в Майлор, пришвартовали к молу и стали дожидаться отлива. Никаких видимых повреждений швов я не обнаружил. Мне не хотелось забивать в них слишком много ваты, поскольку это могло привести к излишнему напряжению обшивки. Высушив днище, мы покрыли его еще одним слоем противообрастающей краски, что было совсем нелишним – с течением времени краска теряет свои противоводорослевые свойства.

Компания Marconi прислала радиоинженера Рона Стрингера со специальной миссией последней проверки оборудования. Рон проявил огромный интерес к процессу технического обслуживания яхты и за короткое время, как я думаю, сумел удовлетворить свое любопытство.

Нам понадобилось некоторое количество мелкой металлической арматуры и Вик представил меня инженеру Пэту Флюксу – огромному и неприветливому детине с добрым сердцем. С ходу заявив, что «не располагает временем», он за ночь сделал штекерную панель для румпеля, запасной румпель и противовесы для флюгерков. На рассвете Пэт спустился к гавани, дабы лично убедиться в том, что изделия не были повреждены при установке.

Я решил выйти в море в пятницу 14 июня, через тринадцать дней после Риджуэя и через шесть – после Чэя Блита, который в свое время пересек Атлантику вместе с Риджуэем. Чэй в последнюю минуту решил участвовать в гонке на яхте Dytiscus III. За день до отплытия приехали мои родители вместе с Майком и Хэйзел и вскоре после них – Джордж Гринфилд. В ночь накануне отплытия, Боб и Ди устроили вечер, продлившийся до пяти часов утра. В восемь я был уже на ногах. Мною овладело нечто вроде внезапной слабости. Похожее чувство я переживал в детстве перед выходом на ринг, где мне предстояло сразиться с противником, который был больше и сильнее меня. Вдобавок ко всему, я ощущал легкое похмелье.

Даже перед самым отплытием из головы не выходили мысли о том, что осталось несделанным. В последний момент я четко осознал, что не могу просто так отправиться в плавание на год, совершенно проигнорировав все, связывающее меня с социумом. В наше время уже невозможно легко выпасть из современного общества и отправиться в длительную поездку, если мотивация не является протестной. Мы серьезно зависим от постоянной поддержки других. Поэтому, пока родственники и друзья бегали по Фалмуту, делая последние покупки, я был занят мирскими и отнюдь не героическими делами, заполнял бланки оплаты ежегодных взносов и страховых премий.