Конкуренты беспокоили меня, я стремился как можно быстрее обойти их. По вторникам, во время регулярных сеансов связи, Брюс снабжал меня информацией о местонахождении Риджуэя и Блита, а также о том, как обстоят дела у тех, кто только собирался выйги в море. Все данные тщательно записывались и отмечались на карте, что помогало сравнению с моим движением. Вскоре стало ясно, что я медленно, но верно нагоняю Риджуэя и Блита, не затрачивая при этом максимума энергии, восстановление которой посредством сна и еды могло бы стать проблематичным. Новость придала мне сил. По моим подсчетам я должен выйти в лидеры к тому времени, когда мы достигнем Южного океана. Несмотря на это, только 28 июня, находясь на широте Гибралтарского пролива, я сумел преодолеть дневной рубеж в 100 миль, и даже после этого пришлось пережить два плохих дня перед тем, как Suhaili, наконец, поймала в свои паруса северо-восточный пассат.

Отплытие из Фалмута

Это было важной вехой. Впервые после отплытия из Фалмута в паруса дул попутный ветер, как это будет в течение пяти месяцев плавания в водах Южного океана. Помимо дополнительной скорости это давало возможность протестировать Адмирала и уладить все проблемы функционирования его механизма. Флюгерки все еще были жесткими и неповоротливыми, но к моему величайшему облегчению, система автоуправления работала практически без помарок.

1 июля 1968 года, 17-ый день плавания

Мне понадобилось шестнадцать дней для того, чтобы покрыть менее 1200 миль, правда, большая часть этой дистанции пришлась на лошадиные широты (Horse latitudes) – штилевую область между поясом юго-западных ветров, охватывающим Британские острова, и лежащей южнее зоны северо-восточных пассатов. Теперь наша скорость стала постепенно возрастать. Северо-восточные пассаты дуют со средней скоростью около двенадцати узлов и надежны как солнце.

К этому времени я уже вполне освоился на яхте и жил по рутинному распорядку дня, разработанному во время предыдущего плавания. Надо сказать, что его пришлось несколько адаптировать к обстоятельствам одиночного плавания. Я старался отходить ко сну в десять вечера, не считая проверки в два часа ночи (при пересечении судоходных путей и в плохую погоду приходилось просыпаться чаще), и спал до шести утра. Проснувшись, я поднимался наверх и проверял состояние парусов, руля и Адмирала. Затем следовал завтрак, как правило, яичница и кое-что еще – кружка кофе и первая сигарета. При хорошей погоде я всегда пил кофе на палубе. Свежесть раннего утра в море не сравнить ни с чем. Моя любимая пора на яхте – с четырех до восьми часов утра, когда встает солнце и ты переживаешь приходящее с ним удивительное чувство новизны. Курение сопровождалось составлением плана на день. Если Адмирал переживал приступ подагры, я вставал за штурвал, если нет – занимался бесчисленным множеством мелких работ, необходимых для поддержания судоходных кондиций судна.

24 июня 1968 года, 10-ый день плавания

Так как при работающем зарядном устройстве в кокпите было невозможно находиться, ибо туда проникали выхлопные газы, я должен был в это время чем-то заняться в носовой части яхты. Если не было срочной работы, я устраивался там поудобнее с книгой в руках. Ближе к полудню перед тем, как принять солнечную ванну, я в жаркую погоду нырял за борт. В качестве страхового конца я использовал тянувшийся за кормой канат. Я обычно прыгал в воду с бушприта и потом плыл изо всех сил. Устав, я хватался за канат и влезал обратно на палубу. Натеревшись мылом для морской воды, я опять нырял в море. Таковой была процедура поддержания личной гигиены.

От одного ежедневного рутинного действия я был свободен. Перед самым отплытием Кен проявил интерес к моим запасам бритвенных лезвий. Я ответил, что кое-что должно было еще остаться, и он быстро смотался в город за ними. Два дня спустя, когда мне понадобилось заточить карандаш, я не смог найти ни одной упаковки. Пришлось воспользоваться старым лезвием – Кен вернулся в Лондон с годовым запасом бритв в кармане, а мне пришлось отрастить бороду.

После водных процедур наступала пора ланча – сыр, печенье и в особых случаях, маринованный лук. Время после полудня было заполнено тем же, что и утро: я читал или работал приблизительно до пяти часов, когда, если мне хотелось, я разрешал себе побаловаться пивом или виски. Тогда же заносились записи в бортовой журнал. Позже я решил, что бортовой журнал не вмещает в себя все подробности путешествия, стал вести и дневник. Затем наступало время обеда – самой крупной трапезы. Он состоял по большей части из тушеного мяса – оно легко в готовке. За один раз можно было приготовить много мяса, добавляя различные ингредиенты, разделив его на два приема пищи. На пути из Кейптауна мы разработали особый рецепт – тушеное мясо по-сухаильски. Для изготовления этого блюда требовались мясные консервы, консервированный горох, суповой порошок и говяжьи кубики. В жидком виде это был хороший суп. Загустев, он неплохо шел с хлебными чипсами. Добавление различных консервированных овощей полностью меняет вкус мясного блюда, и оно не приедается. В самом крайнем случае, если одолевала тоска по новизне вкусовых ощущений, можно было бросить в кастрюлю чайную ложку приправы карри.

25 июня 1968 года, 11-ый день плавания