уеду домой в Россию, там мы поженимся, — смущаясь, закончил Хуан— Ваня,

— Душевно рад за вас, брат, но, что ж расстанемся и больше никогда не увидимся?

— Не говори ерунды, — возмутился Хуан, — уж что— что, а дорогу в Испанию я знаю и тебе покажу, — оба засмеялись, а Диего, вдруг, стал жонглировать яблоками, взяв их из вазы.

— Ах ты, плут, — улыбнулся Хуан, — жонглировать научился, а играть на лютне брата не обучил.

— Ну что ж? Видимо: время пришло, садись, бери инструмент, приступим, ученик.

— Да, маэстро, — подмигнул Хуан.

Часть 27

Пабло копал проход на волю, не покладая рук, идея мести стала манией, он ни о чем другом уже давно не думал, только месть, месть беспощадная и жестокая, постепенно эта мысль захватила всю его сущность, вытеснив из неё все остальные чувства, эмоции, потребности, он даже перестал ощущать голод, жажду, сырость, холод, только одно поддерживало в нем жизнь— мысль о мести.

Пабло часами, выгребая комья земли из лаза, продумывал план мести, в его фантазии он видел себя королем, наказывающим злодея Эрнана, он упивался этим чувством, порой громко смеялся, благо, в его темницу давно никто не входил, только слуга просовывал сквозь прутья решетки кусок хлеба, кувшин с водой и чашку с жидким супом, потом запирал внешнюю металлическую дверь и темнота опять окутывала все кругом. Но Пабло только радовало подобное положение дел, он отчаянно трудился, копая подкоп, и никто ему не мешал.

Вечерело. Эрнан и Антонио опять выпивали, это давно вошло в привычку, донна Анна собралась в лавку, сказав об этом мужу, тот только отмахнулся: «Иди куда хочешь».

— Скажи, Эрнан, когда ты отдашь своему младшему брату, причитающуюся ему, долю денег от продажи комедиантов? — спросил Антонио старшего брата, говоря о себе в третьем лице. Ему казалось, что так эффект от сказанного будет сильнее.

— Какая доля? — взревел Эрнан, — и не надейся, кто ты такой? Даже и не думай.

— Деньги, — закричал Антонио, срываясь на фальцет, — где они!? — Где ты их прячешь!? Вор!!!! Обокрал родного брата!!!! Где деньги!? Отвечай, ублюдок, — Антонио кинулся искать деньги, он выворачивал карманы в одежде брата, швырял на пол шкатулки и посуду.

Эрнан же только громко смеялся над ним, но, вдруг Антонио схватил со стола нож и приставил его к горлу брата, — говори, где деньги, — Эрнан попытался подняться, но обильные возлияния не позволили ему это сделать, он рыча, оттолкнул руку Антонио с ножом, повалился на пол и громко захрапел.

— Где же деньги? Спрятал, — Антонио стал обыскивать спящего брата, в это время комната наполнилась едким дымом, увидев пляшущие языки пламени, он кинулся к двери, но та оказалась чем — то подпертой снаружи, тогда метнулся к окошкам, но обнаружил, что ставни закрыты, а с улицы был слышен чей — то сумасшедший хохот, — Пабло, — успел подумать Антонио, в этот момент рухнула, объятая пламенем, кровля….

Ветер перекинул огонь на, стоящий недалеко от хозяйского, дом увечных, его обитатели, толкаясь и падая, стали выбегать из двери, выпрыгивать из окошек, и никто, в это время, не вспомнил о том, что на втором этаже лежат горшки, в которых заточены живые люди.

— Сыночек, сыночек! — раздался нечеловеческий крик, и донна Анна кинулась прямо в двери, объятого пламенем, дома, ее никто не останавливал, всем было все равно.

Через несколько минут она появилась в дверях, держа на руках мальчика, вышла из дома, положила ребёнка на траву и потеряла сознание, и над всем этим, сотрясая пространство, гремел громкий хохот Пабло.

Часть 28

После того пожара прошло много дней, которые сложились в недели, а недели — в месяцы

В небольшой город Лерма въехала карета, запряженная парой лошадей, карету сопровождали всадники — стража маркиза Кальдерона, на них были лёгкие латы до пояса, на головах— металлические шлемы, в руках они держали длинные острые пики.

В окошко кареты выглядывала молодая женщина, лицо которой было прикрыто кружевной мантильей12.

«Дорогу! Дорогу! Убийцу везут!»— со стороны городской тюрьмы ехала повозка, запряженная четверкой лошадей, на повозке стояла деревянная клетка, сбоку которой было большое окошко, закрытое металлической решеткой, впереди процессии бежали глашатаи, расчищая дорогу громкими криками.

Повозка направлялась на центральную площадь, где будет зачитан и сразу же приведён в исполнение приговор преступнику, сидящему в клетке. За повозкой бежало множество зевак, желающих не пропустить «интересное» зрелище.

Повозка с заключённым поравнялась с каретой и остановилась. Сидящей в карете женщине, хватило беглого взгляда, чтобы узнать несчастного, сидевшего в клетке

— Пабло, — вырвался у неё глубокий вздох, — ты?–

Сиделец моментально повернул к ней голову,

— О, сеньора прачка, собственной персоной, — глумливо прокричал Пабло, кривляясь, — надолго в наши края? О, да я смотрю донна разбогатела, душевно рад, — продолжал кривляться он, — состоятельного кабальеро удалось подцепить? Хотя я побогаче буду, вон, тебя пара лошадей везёт, а я на четверке разъезжаю, да и стражи побольше, чем у тебя будет, — Пабло принял важный вид, — да, я теперь важный господин, а на вас всех плюю, — он смачно плюнул в сторону кареты и громко засмеялся, обнажая гнилые зубы.

— Где Луис? Что с ним?

— Уже ничего, — продолжал гоготать Пабло, — отмучился бедный крошка, — Пабло глумливо притворился плачущим.

— Что с Луисом?

— Ага, вспомнила про сыночка, а раньше где была?

— Ты же знаешь прекрасно, что я не знала о том, что Луис здесь.

— Правда? Добрый дядюшка Эрнан, ничего не сказал своей зазнобушке? Не ври! — злобно прокричал он.

— Не сказал, — тихо проговорила Марта, — ничего не сказал.

— Ну уже и не скажет, — гримасничая прокричал Пабло, — а сын твой сгорел в пожаре, в великом пожаре возмездия, — с пафосом произнес он, — а может и не сгорел, — продолжал смеяться Пабло, — не ищи его, все равно не найдёшь, а, если и найдёшь, то эта курица Анна тебе его не отдаст, — и…. так вам всем и надо.

Как же я Вас всех ненавижу! — прохрипел, напоследок, Пабло и повозка двинулась дальше.

«Дорогу! Дорогу! Убийцу везут!»— ещё долго слышала Марта, потом раздались душераздирающие крики и громкие восторженные возгласы толпы.

— Сеньора, — сказала служанка, сидящая в карете напротив Марты, — не печальтесь, — видно же, что этот несчастный— сумасшедший, при том ещё и очень озлоблен, да прибудет с ним Милость Господа, думаю, что мы найдём вашего сына.

Марта обняла девушку.

— СпасиБо, дорогая Гортензия, но я совсем не сеньора, а такая же прислужница, как и ты.

— Что вы! Вы так танцуете, так танцуете… Как бы и я хотела так же танцевать, — Марта улыбнулась