Масоны же – мощная и финансово обеспеченная организация, способная на великие дела во многих странах нашей планеты. И что масоны живут на широкую ногу – Настасья сегодня убедилась сама. Ведь в нашем государстве никто не станет устраивать такие вечеринки! Девушка была на многих доступных презентациях и праздничных вечерах, но такого обилия угощений, весёлой музыки и тёплых улыбок не видела нигде.

– Свой брючный костюм оставь лучше здесь, – посоветовал Герман. – На мистерию лучше одеть вот это.

Агеев достал из объёмного шкафа какую-то хламиду и бросил перед Настасьей на широкую двуспальную кровать. «Хламидой» девушка окрестила предложенную ей сутану, но не из грубого сукна, а из тонкого полупрозрачного батиста. Сшитая по примеру католических сутан, эта отличалась лишь светло-серым цветом вместо коричневого и тонким богатым материалом. Девушка даже пощупала подол сутаны и пожала плечами. Но пожала так неуверенно, что смахивало на полную капитуляцию, то есть на безоговорочное согласие.

И действительно, Настасья оглянулась на Германа, который подойдя к столу, наливал себе виноградный сок из стоявшего там хрустального графина, и принялась снимать с себя собственную одежду. Но вешать в шкаф брючный костюм девушка не захотела, просто развесила одежду на стуле, стоявшем у стены.

Хламида или сутана показалась девушке очень даже неплохим одеянием. Тем более, что к этой незатейливой одежде прилагался плетёный кожаный ремешок. Настасья затянула ремешок под грудью, отчего сутана приняла форму довольно элегантного женского платья, какие были модны в светских салонах в начале девятнадцатого века. Подойдя к зеркалу, стоящему тут же у стены, девушка принялась разглядывать себя и даже попыталась вертеться, по примеру настоящей модницы.

Её телодвижения вызвали бурные аплодисменты у присутствующей публики, то есть у Германа, который давно уже с улыбкой наблюдал за преобразившейся девушкой. Настасья грациозно склонила голову на бок, давая этим понять, что принимает восхищение поклонников.

– Нам осталась самая малость, – вернул её Герман к действительности. – Насколько я знаю, ты любишь называть себя Настасьей. Так? Может быть, для тебя это до сих пор было нормально, только с сегодняшнего дня ты для меня и для всех станешь Анастасией.

– Почему? – удивилась девушка. – Я люблю своё имя. Оно необычное и настоящее русское.

– Да, но Анастасия – гораздо более светское и распространённое на Западе.

– Ну и что? – упрямилась Настасья. – По-русски моё имя звучит привычнее. Почему я должна изменять своим привычкам?

– Не изменять, а исправлять как того требует этика поведения, – наставительно объяснил ей Герман. – Иногда приходится принимать то, что утверждено обществом и что не противоречит рамкам приличия.

– Вот как?! Моё имя звучит неприлично?

– Прилично, прилично, – снова пытался объяснить Герман. – Только нельзя нарушать общепринятые рамки. А по европейским канонам имя Анастасия не окажется какой-то неблагозвучностью.

– Вот как?! – возразила Настасья. – По-моему…

Веские возражения Настасьи так и осталось неуслышанными, поскольку Герману Агееву надоело впустую полемизировать молодой да ранней ученицей. Он попросту поднял правую руку ладонью наружу, подошёл к девушке и вычертил в воздухе у лица девушки какой-то знак. Потом, не отрывая от неё пронзительного взгляда, он тихо, но довольно внятно произнёс:

– Тебя всегда звали Анастасией. Это имя тебе нравится…

Герман резко опустил руку, встряхнул кистью и снова спросил:

– Как тебя зовут?

– Анастасия, – отозвалась девушка. – Это имя мне нравится…

Агеев удовлетворённо кивнул, подошёл к столу и снова налил себе виноградного сока. Анастасия же так и осталась стоять, устремив куда-то в запредельное пространство затуманенный взгляд. Герман оглянулся, и тонкая усмешка тронула его тонкие губы.

– Вот и хорошо. Сейчас мы спустимся в подвальное святилище, где ты пройдёшь мистерию посвящения.

– Я пройду мистерию посвящения, – послушно отозвалась девушка.

Агеев снова благосклонно склонил голову и взмахнул рукой в сторону двери:

– Всё хорошо. Только повторять за мной слова не надо. Мы выйдем в эту дверь и в конце коридора спустимся по винтовой лестнице.

Девушка молча направилась к двери, которую Агеев как услужливый кавалер предупредительно распахнул перед ней. Выйдя из комнаты следом, Герман догнал неофитку, взял под руку и повёл к винтовой лестнице, по которой присутствующие гости уже спускались в подземное капище. Надо сказать, что все гости успели переодеться так же как и Анастасия с Германом в храмовые сутаны.

Все спускались, деловито хмурясь, будто стремились создать впечатление всеобщей озабоченности.

Анастасия видела всех и всё, слышала мимолётные разговоры гостей, но всё происходящее не казалось ей чем-то необычным. На какое-то мгновение девушке показалось, будто бы она давно уже ходит сюда, что будущая мистерия – это священный праздник преображения человека. Если ей предназначено пройти это посвящение, то всенепременнейше в будущем она станет… нет, не суперменом, не терминатором. Это уже старо, как мир. В будущей, скорее всего, ей предстоит стать супербандершой! Слово это само нырнуло в сознанье откуда-то из-под пространства. Но оно не показалось Анастасии чем-то неприличным. Наоборот! Супербандерша – это предводитель отборных боевиков, имя которых – легион!

Да, именно так!

Полуподвальное помещение дома, где проходили масонские сборища, было оформлено под храм какой-то необыкновенной религии: на стенах во многих местах виднелись фрески пирамид, но вершину каждой пирамиды украшал треугольник с вписанным в него человеческим глазом. Это, наверное, означало, что скрыться от масонского всевидящего взора невозможно. Собственно, такая же египетская пирамида и треугольник с недремлющим оком был изображён на обратной стороне американского доллара.

Фрески с пирамидами оказались не единственными украшениями стен капища. Еще в нескольких местах были рисунки Валета из колоды карт с буквой «V» в левом верхнем углу. Но верхняя часть Валета показывала указующим перстом в небо, тогда как нижняя – вниз, в землю. А надпись под картой гласила: помни, что наверху, то и внизу!

Из всех изображений, хаотично разбросанных по стенам, наиболее любопытной показалась лепнина на потолке, где была изображена змея, свернувшаяся кольцом и кусающая сама себя за хвост. Эта лепнина, как и остальные фрески, рисунки, изображения вроде бы ничего особенного собой не представляла, но каждая из них таила символический смысл существующего мира. Ведь ещё древние говорили: любые используемые нами символы – это знаки запредельного мира. А символические символы здешнего капища оставляли в сознании посетителя волну безотчётного страха.

Но самую высокую степень напряжённости в полуподвале создавала статуя Бафомета. Внешне статуя ничем не напоминала что-то страшное или угнетающее. Вот только лицо его было похоже на перевёрнутую пятиконечную звезду: верх головы украшали прямые рожки, равнозначные по размеру с рогами уши статуи были покрыты редким волосяным покровом и имели несколько наколок в виде иероглифов, а завершала лик острая козлиная борода. Вдобавок к пятиконечной фурнитуре на лице статуи присутствовали тонкие искривлённые губы и нос с горбинкой. Но больше всего зрителя поражали маленькие колючие глаза Бафомета. Один раз, взглянув в эти глаза, человек чувствовал себя будто возле стенки на расстреле, а из двух чёрных стволов вот-вот должен был вырваться огонь залпа.