Сегодняшняя служба не в счет. Меня там, можно сказать, не было.

— По-моему, вы настоящий священник. Тогда на площади… Только священник не смеется, когда шутят над духовными особами. Это у вас в крови. Когда вы нас выручили, я подумала было, что ошиблась…

Девушка вновь отвернулась и стала глядеть в темноту, на невидимую во мгле реку. Я уже успел пожалеть, что согласился на эту прогулку. Актриса и поп. Чем не сюжет для комедии? Лучше было прогуляться одному по ночному городу и еще раз, не спеша, никуда не торопясь, обдумать то, что предстоит. Тем более подумать было над чем. Хотя бы над странным докладом. Вот это место: «а в Киеве ждал их казак бывалый, некий мещанин киевский…». Так кто же он все-таки?

* * *

— Ваши деньги, синьор Адам. Спасибо. Франческа протянула руку с кошельком, не глядя, словно кидая медяк нищему. Или отдавая долг ростовщику.

— Не возьму, — усмехнулся я. — Внесите в кассу вашего театра и считайте, что я в доле. Потом поделимся барышами. Для начала советовал бы обновить костюмы и в следующий раз снять приличное помещение для выступления.

Девушка вновь пожала плечами.

— Знаете, я в театре с первого дня жизни, так что не очень нуждаюсь в советах. Настаивать не буду, но в любой момент наша труппа готова с вами расплатиться. Могу выписать вексель под двенадцать процентов годовых.

— Обиделись, — понял я. — Но за что? Она резко обернулась, и даже в темноте было заметно, как сверкнули ее глаза.

— За вашу ложь, синьор Адам. Мы пригласили вас, чтобы сказать спасибо, и вовсе не напрашивались на откровенность. А вы… Может, вы действительно пару раз играли на сцене, но вы священник, а не этот… гидравликус! Если не хотели говорить правду, можно было просто промолчать!

Ах, вот оно что! Я вздохнул, чувствуя себя без вины виноватым. Грешен, конечно, но не этим.

— Основание плотины, синьорина Фиалка, называется флют-бет. Расстояние между уровнем воды и гребнем — бьеф. Бьеф бывает верхний и нижний, причем верхний меряется выше по течению, то есть от уровня зеркала, а нижний — наоборот. И вообще, плотины бывают трех видов: водосливная, глухая и водосбросная…

…Почудилось, что я вновь на экзамене в коллегиуме. Учили нас неплохо, и не только премудростям Отцов Церкви. Потом это очень пригодилось.

Франческа помолчала, а затем качнула головой.

— Виновата! И оправданий мне нет, синьор Адам, поскольку утверждение, что все мужчины лжецы, а попы вместе с монахами — лжецы трижды, таковым не является. Кстати, а здесь тоже можно построить плотину?

Она кивнула в сторону Тибра. На миг мне показалась, что ее темные глаза светятся лукавством. Кажется, меня проверяли.

— Вы имеете в виду наводнения? — поинтересовался я. — Вы правы, Тибр — река не из спокойных, но плотина…

Я шагнул вперед, к самому краю, где под ногами глухо шумела вода, казавшаяся теперь не рыжей, а черной.

— Плотину, о любознательная Фиалка, строить опасно. Раз в сто лет паводок бывает в несколько раз выше нормы, и тогда Вечный город повторит печальную судьбу Атлантиды, о которой писал в свое время Платон. А посему требуется, во-первых, построить бычок выше по течению и обводной канал вокруг города, дабы направлять туда паводковую воду. Дорого, зато надежно. И, конечно, укрепить берега, поелику в последний раз их укрепляли в начале прошлого века, причем не особо тщательно…

Внезапно я почувствовал, как ее пальцы прикоснулись к моей руке.

— Еще раз извините. Будем считать…

— Уже считаю, — охотно согласился я. — Расскажите-ка лучше о вашей труппе.

— Ну вот еще! — Судя по ее голосу, девушка явно повеселела. — В нашей труппе ничего особенного нет, и слава богу. А вот вы, кажется, играли что-то необычное. Как звали того сокрушителя столиц? Ольянтай?

— Ольянтай, — кивнул я. — Но его я играл мало. Моя роль — это Илочечонк. Она даже остановилась.

— Это… Это вроде гидравликуса?

Я невольно рассмеялся и тут только сообразил, что девушка так и не отняла руку. Наверно, ночь была слишком холодной.

— Илочечонк — это маленький мальчик, который попал в стаю ягуаров. На языке гуарани его имя означает Младший Брат. Илочечонк вырос, считая, что он ягуар, но вот однажды ему пришлось вернуться к людям…

Внезапно мне расхотелось рассказывать о своей любимой роли. Илочечонк вернулся к людям. Он не хотел возвращаться.

— Наверно, ему было трудно?

— Конечно, — вздохнул я. — И он очень тосковал по стае. Тосковал — и мечтал вернуться в Прохладный Лес. Но туда ему не было дороги…

Больше всего я боялся, что девушка спросит почему. Придется отвечать, а говорить об этом….

— Осторожно!

Уклониться я не успел. Сильный удар отбросил меня в сторону, в тот же миг чья-то рука грубо сдернула с плеч мой новый амстердамский плащ.

— Лупи купчишку!

Темнота сгустилась, распадаясь на черные фигуры.

— Где он, синьоры? Ба, да тут девка! Ату! Пахнуло перегаром и почему-то — розовым маслом. Я уклонился от чьего-то кулака, отскочил в сторону.

— Точно, девка! Хватайте ее, синьор Гримальди! Вот уж не думал, что римские banditto называют друг друга «синьорами»!

Один, второй… Кажется, трое. Трое, и по крайней мере у одного — шпага.

— Синьорина, позвольте, э-э-э, предложить… Ах ты, сучка, кусаться вздумала!

Франческа вскрикнула. Я бросился вперед — и наткнулся на кончик широкой шпаги.

— Стой где стоишь, скотина! А не то как жука-навозника, клянусь Святой Бригиттой! Эй, тащите девку к карете!

Вновь послышался крик, шпага у моей груди дрогнула, но растерянность уже проходила. Да, их трое, у всех шпаги, двое — высокий и толстяк — держат Франческу за руки, а широкоплечий крепыш со шпагой в руке, тот, что так не вовремя помянул Святую Бригитту…

— Кидай кошель, купчишка, да проваливай! Не беспокойся, твоя девка скучать не будет! Ну, пошевеливайся! Я кивнул, протянул руку к поясу…

…И ягуар превратился в обезьяну.

* * *

…Отец Хозе черный, как безлунная ночь, и такой же мрачный. Ни разу он не улыбнулся, ни разу — даже на Рождество, когда в небе под горячими звездами зажигались «соломенные огни». В Гуаире он уже давно, и мы не спрашиваем, откуда пришел к нам этот пожилой слегка сутулый негр с пятнами проседи в курчавых волосах и рваными шрамами на запястьях. Расспросы ни к чему. Вокруг наших границ много энкомиендо[8]. Оттуда бегут, но не всем, как отцу Хозе, удается запутать следы и уйти от беспощадных «рапазиада пура ланца» — копьеносцев на низкорослых выносливых конях.