Странное блюдо — это еще слабо сказано. Старый брат Бенедикт благословил трапезу, и это были его последние слова, прежде чем он уснул, уронив голову на розовые лепестки в подливке. Достопочтенное собрание за высоким столом[18] — он сам, Брюс, дамы, малыш Джейми Дуглас, Инчмартины, Дэйви Сивард и прочие — хранило оцепенелую осмотрительность. То бишь все, кроме Изабеллы. Мелкие дворяне чирикали между собой достаточно дружелюбно, не считая тех, кто сидел поближе к соли, где начались угрюмые переглядки по поводу того, кого посадили выше, а кого ниже ее.

Беседу вели вполголоса, будто под сенью грозовой тучей нависшего над ней короля Эдуарда, — Длинноногий отбрасывает длинную тень, мрачно думал Бьюкен, даже из Франции. Он несколько раз осадил Брюса, чем был очень доволен, в то же время не проговорившись ни словом в ответ на неуклюжие попытки прощупать его намерения в отношении мятежного Мори.

— Exitus acta probat[19], — невнятно пролепетал он, поперхнувшись при виде улыбок и укромной беседы Изабеллы с государыней, — прямо напротив него, нарочито его игнорируя.

— Уповаю, результат подтвердит деяния, — по-французски ответил Брюс с холодным взором, — но тут вы помаваете дивно широким и обоюдоострым клинком.

Хэл удивился бы, узнав, что они с Бьюкеном думают об одном и том же, хотя его подтолкнул к этим мыслям вид Псаренка, чью жизнь исковеркали и перекроили за вчерашним пиршеством — небрежно, будто швырнули собаке кость.

— Ваши борзые пристроены? — окликнула Элинор Дуглас Хэла, которого усадили — к его немалому изумлению — во главе возвышения поменьше, на расстоянии вытянутой руки от высокого стола. Подумав, что государыня пытается разрядить напряжение вокруг себя, он охотно отозвался и лишь тогда обнаружил, что только усугубил дело.

— Ваш отрок их успокаивает, госпожа, — отвечал он, вполуха прислушиваясь к угрюмой, отрывистой пикировке между Бьюкеном и Брюсом.

— Мне в утеху отдать мальчишку вам, — с улыбкой проговорила государыня. Хэл увидел внезапно потрясенный взгляд Джейми, не донесшего ложку до рта, и сообразил, что Элинор тоже заметила это.

— Джейми почтет меня за злобную мачеху из сказок, — продолжала она, не глядя на пасынка, — но он проводит не в меру много времени с этим безродным чадом, так что настал час разделить их, дабы он постиг поведение, приставшее его положению.

Хэл ощутил глубинный водоворот, и тут же вспышкой пришло беспощадное осознание: мальчишка-псарь — побочный отпрыск Смелого, подумал он про себя, и эта баба хватается за любой шанс отомстить блудному супругу и все более докучающему пасынку. «Гуттерблюйд был первым, я следующий — опасная игра, госпожа…» Бросив взгляд на Джейми, Хэл увидел вытянувшееся в струнку тело, окаменевшее лицо.

— Я буду заботливо опекать паренька, — произнес он, подчеркнуто глядя на Джейми, а не на нее, — ибо коли утихомиривает моих чертей, он просто на вес золота.

Ценность этого дара Хэл осознал лишь позже и, глядя на щуплого сорванца, дивился спокойствию, которое тот навевает на этих здоровенных бестий; вспомнив мерзкий нрав доезжачего, он насупился еще больше и тут вдруг сообразил, что делает это, таращась на графа Бьюкенского.

Поспешно изобразив извиняющуюся улыбку, Хэл отвернулся и лишь позже понял, что Бьюкен его даже не видел, вперившись взглядом, как змея в полевку, в появившуюся жену.

Она явилась пятном крови на прозелени дня, светозарно улыбаясь и приветствуя милостивым наклоном головы своего хмурого мужа, охотников и малолетних выжлятников. Изабелла сидела верхом по-мужски на покрытом попоной иноходце — ну, хотя бы на сей раз не на боевом коне, свирепо подумал Бьюкен, — а государыня Дугласская, нарочито скромная и сознающая свой титул, ехала боком на женском седле вслед за Гуттерблюйдом, державшим на запястье ее сокола.

Изабелла была облачена в красно-коричневое одеяние из домотканой шерсти, расшитое золотом, обувшись — по мнению Хэла, совершенно неуместно — в изношенные, замызганные полусапожки, более приставшие простолюдину, нежели графине; зато ее плащ с капюшоном был ярче ягод остролиста. Хэл сообразил, что все это позаимствовано у государыни Дуглас, — кроме сапожек, ее собственных, а прибыла она лишь в зеленом платье, старом дорожном плаще и с парой туфелек тонкой работы.

Джейми, ехавший рядом с ней, держа в одной руке лютню, подмигнул Псаренку, и тот выдавил блеклую улыбку. Оба разделили общую печаль самых последних минут совместного пребывания за всю свою жизнь до этого момента.

— Жена, — проворчал Бьюкен, скупо кивнув, и удостоился в ответ холодной улыбки.

— Ба! — вслед за тем воскликнула она, перекрыв шум, поднятый собаками, лошадьми и людьми. — Государь Роберт, зяблики!

Бьюкен раздумчиво взирал из-под низко нависших бровей на Брюса и свою жену, играющих в ту же дурацкую игру, что и весь вечер вчера за столом. И ощутил в груди раздражение, всплывающее, как дерьмо в сточной канаве.

— Запросто. Мороз, — отозвался Брюс. — А вот теперь для вас цапли.

Хэл заметил, как просияла Изабелла — глаза горят сапфировым пламенем, волосы переливаются всеми оттенками меди, — ощутил, как во рту пересохло, и уставился на нее во все глаза. Бьюкен тоже это заметил, и это только раззудило его, как докучный летний свербеж в паху, от почесывания только распаляющийся.

— Престол, — ответила она после кратчайшей паузы. — Мой ход — мальчики.

Сдвинув брови, Брюс уставился в одну точку, а охота кружилась вокруг них, как листва, не касаясь этой пары, будто они находились в центре вихря, не трогавшего даже волоска на их головах. Но Хэл наблюдал за Бьюкеном, наблюдавшим за ними, и увидел ненависть, так что, когда Брюс сдался, а Изабелла восторженно захлопала в ладоши, Хэл заметил, как государь Комин едва не взвился из седла от гнева.

— Ха! — триумфально провозгласила она. — Снова мой верх!

А затем, когда в лицо Брюсу бросилась кровь, добавила:

— Мальчишеский румянец.

— Коли вы покончили со своими потехами, — проворчал Сивый Тэм, ликом смахивающий на старую корягу, — дык мы можем начать охоту. — Мой государь, — добавил он, увидев насупленные брови Брюса и ухитрившись уязвить этим титулом больнее, нежели бранным словцом. А раз Сивый Тэм был старшим охотником Дугласа, даже более ценным, чем сокольничий Гуттерблюйд, Брюсу оставалось лишь улыбнуться и выказать тому внимание вежливым кивком.

— Теперича начнем, — провозгласил Сивый Тэм, хлопнув ладонью; кавалькада тяжеловесно тронулась, расшвыривая комья грязи по траве вдоль тропы, ведущей к лесу у Дугласовых вод. Псаренок проводил взглядом Пряженика, чуть не волоком увлекаемого дирхаундами вслед за телегой гончих.