После Русско-японской войны Василий Черкасов, как и Кетлинский, совершенствовался именно как артиллерист, а также осваивал специальность и офицера-оператора. Вначале Василий Черкасов служил старшим артиллеристом учебного судна «Рында» в отряде Морского корпуса, затем был назначен в только что созданный Морской генеральный штаб, где служил с 1906-го по 1912 год, с четырехмесячным откомандированием на должность старшего офицера учебного корабля «Император Александр II». В 1912 году старший лейтенант В. Черкасов около месяца даже являлся начальником Оперативной части МГШ, что говорит о его высоком профессионализме. Одновременно, в 1906—1912 гг., он читал курсы «Тактическая часть артиллерии», «Элементарная морская тактика» в Артиллерийском офицерском классе и в Николаевской морской академии, опубликовал несколько статей в «Морском сборнике» и фундаментальных учебных пособий по тактике, стратегии и боевым средствам флота. Разумеется, В.Н. Черкасов не мог остаться в стороне и от новаторства Кетлинского на Черноморском флоте. Это, безусловно, еще более сблизило бывших сослуживцев. Одновременно Василий Черкасов активно участвовал в просветительской и научной деятельности кружка «младотурок», куда входили А.В. Колчак, В.К. Пилкин, А.Д. Бубнов и другие. Однако при этом он демонстративно дистанцировался от их политических интриг. Это привело к тому, что при всей внешней доброжелательности остальных «младотурок» к В.Н. Черкасову те никогда не считали его до конца «своим». В этом положение Черкасова было весьма схожим с положением самого Кетлинского.

Автору в точности не известно, где именно в Севастополе проживал Кетлинский. Его дочь в своих воспоминаниях пишет лишь о том, что в Севастополе жила теща нашего героя. Что касается тестя, старого моряка, то он ушел из жизни несколькими годами ранее — в свежую погоду неудачно прыгнул в шлюпку, сломал ногу, после чего пошла гангрена, и вскоре его не стало. У тещи Кетлинского был дача на северной стороне Севастополя — на Каче, где его супруга с дочерьми обычно проводила лето, однако в 1914 году Кетлинские отказались от Качи и сняли дачу поближе к Севастополю, на Учкуевке.

Вне службы Кетлинский, по свидетельству его дочери, был очень дружен с военным врачом Федоровым, служившим на одном из кораблей Черноморского флота. Их объединяли общие взгляды не только на службу, но и на политику. При этом, по словам дочери, оба слыли либералами. В своих мемуарах Вера Кетлинская пишет, что однажды ее отец и Федоров объявили бойкот некому офицеру, который ударил матроса. Этот бойкот поддержали и другие офицеры, переставшие подавать руку и разговаривать с негодяем. Вскоре после этого опозоренный офицер был вынужден перевестись в другое место. Помимо этого, по словам дочери, ее отец наотрез отказался от положенного ему по чину и должности денщика, считая это «мерзостью».

Есть в воспоминаниях дочери нашего героя и еще один любопытный штрих. Рассказывая о лете 1914 года, Вера Казимировна пишет о неком матросе, которого ее отец поселил у них на даче, но не в качестве денщика, а лишь для того, чтобы тот мог заниматься самообразованием. Кетлинская пишет, что матрос читал учебник алгебры и «Капитал» Маркса. Разумеется, сейчас невозможно проверить правдивость слов известной писательницы, но, честно говоря, мне не слишком верится, чтобы флотские офицеры не только поощряли обучение будущих революционеров, но и фактически его организовывали. Конечно, Черноморский флот помнил лейтенанта Шмидта, но тот был, как известно, постоянным клиентом психиатрической лечебницы, а потому являлся исключением из правила.

А потому я вполне согласен поверить, что Кетлинский бойкотировал ударившего матроса сослуживца, что он отказался от денщика, но в то, что он создавал у себя дома условия для знакомства матросов с трудами Маркса, я все же не верю. Впрочем, написать именно так у дочери нашего героя были свои веские причины. Забегая вперед, скажем, что последние годы своей непростой жизни Вера Казимировна провела в тяжелейшей борьбе, отстаивая имя своего отца. А потому она всеми силами старалась показать его советскому читателю не как царского золотопогонника, а как друга всех матросов и почти что большевика. Осуждать ее за этот наивный обман не стоит. Так на ее месте поступил бы, наверное, каждый из нас

В августе 1914 года в Европе началась мировая война. С первых минут в ней принял участие и Балтийский флот. Что касается черноморцев, то они пока пребывали в бездействии, так как наиболее вероятный их противник—Турция пока придерживалась нейтралитета. Однако всем было очевидно, что долго такое положение дел не продлится.

Морским генеральным штабом был предложен план в случае начала войны с Турцией 1913—1914 годов, который, при превосходстве нашего флота над турецким предусматривал наступление главных сил ЧФ к Босфору для его блокады и боя с флотом противника в случае попытки его войти в море.

А ситуация на Черном море с началом войны России с Германией и Австрией в августе 1914 года складывалась не простая. После начала войны с Германией наше Министерство иностранных дел делало попытки оттянуть или устранить вовсе вступление в войну Турции. Это нашло себе отражение в директивах командующему Черноморским флотом, коему было прямо приказано «избегать явно агрессивных мероприятий, могущих послужить поводом для вступления Турции в войну».

На основании этого Эбергард и Кетлинский составили план действий, тогда же утвержденный ставкой, по которому «флот, сосредоточившись в Севастополе и будучи в постоянной боевой готовности, занимает впредь до новых указаний выжидательное положение, имея негласное наблюдение за турецким флотом при посредстве пароходов, совершающих рейсы между нашими портами и Константинополем».

Однако, уже к середине августа обстановка переменилась, германские крейсеры «Гебен» и «Бреслау» прошли Дарданеллы. Этим установилось соотношение сил, указанное в начале данной главы, т.е. при преимуществе на стороне турецкого флота Поэтому от довоенного плана пришлось сразу отказаться. Вместо этого плана Эбергард и Кетлинский предложили новый. Он предусматривал оборону нашего флота на подготовленной позиции с переходом в наступление в случае ослабления турецкого флота. После же вступления в строй бригады линейных кораблей типа «Императрица Мария» энергичные наступательные действия против Босфора

Согласно директиве Ставки, Черноморский флот мог отныне выходить в море лишь с учебными целями, не удаляясь от Севастополя дальше, чем на 60 миль, и, конечно, не ища встречи с «Гебеном». Затем пришла новая директива: «Не искать встречи с турецким флотом, если он не займет явно угрожающего положения». В результате этой чехарды ни Эбергард, ни Кетлинский до последнего момента не знали, будет ли война, т.к. директивы свыше поддерживали уверенность в возможности избежать ее.

28 октября 1914 года, вернувшись в Севастополь из учебного плавания, командующий флотом получил телеграмму о решении Турции начать войну. Но официального сообщения о начале войны все еще не было, и никто ранее данной директивы не отменял. На все запросы Эбергарда разъяснить ему ситуацию Ставка молчала. В то время Черноморский флот, за исключением минной дивизии и единичных вспомогательных судов, находился в Севастополе. В ночь с 28 на 29 октября два турецких миноносца внезапно атаковали в Одесской гавани канонерскую лодку «Донец», которая затонула от попавшей в нее торпеды.