Я только было начала переваривать тот факт, что даже наследницы косметических империй, которых выперли почти из всех частных школ, могут прекрасно говорить по-французски, как Макей наклонилась к отпрянувшей от нее Лизе.

— Вот скажи, — продолжала Макей, безуспешно пытаясь изображать южный акцент, — как человек, которого все считают таким умным, может говорить такие тупости?

Лиза побледнела, потом покраснела, и на глаза у нее навернулись слезы. Я еще ничего не поняла, а Бекс подлетела к Макей, заломила ей правую руку за спину, другой рукой ухватила за бриллиантовое кольцо в носу. Все произошло так стремительно, что я успела только вознести краткую благодарственную молитву за то, что британцы наши союзники (будем надеяться, что повторения Войны за независимость не будет).

— Я знаю, что ты отстаешь от нас на три года, но позволь дать тебе один очень короткий, но важный урок, — прошипела Бекс по-английски (возможно, потому, что трудно угрожать на французском). Но случилось неожиданное: Макей улыбалась, почти смеялась — и Бекс растерялась.

В зале постепенно становилось все тише, словно кто-то понемногу убавлял звук. Когда даже учителя замолчали, Бекс все еще держала Макей, я, перегнувшись через стол, держала Бекс, а Лиза мертвой хваткой вцепилась во флеш-карточку, в которой были указаны пять самых вероятных мест в Санкт-Петербурге, где можно поискать черный рынок взрывчатки.

— Ребекка, — раздался позади мужской голос. Джо Соломон. Под его взглядом Бекс слегка отпустила руку Макей. — Как я понимаю, у тебя могут быть неприятности, — сказал он.

Это правда. Воспитанницы Академии Галлахер не дерутся вне стен спортзала. Мы не толкаемся и не даем пощечин. Но самое главное, мы не используем полученные здесь умения против сестер. Никогда. И то, что на Бекс не кинулись сразу с десяти сторон, еще раз доказывало, насколько все презирали и считали чужой Макей. Но мистер Соломон тоже был здесь чужаком. Возможно, именно поэтому он сказал:

— Если тебе хочется доказать свою исключительность, у тебя с твоими подругами будет такая возможность сегодня вечером. — Он посмотрел на нас с Лизой. — Удачи.

Но это было не то веселое, беззаботное «удачи», нет! В нем слышалось предупреждение: глядите в оба, не то переломаете ноги.

Лиза уткнулась в свою флеш-карточку, а мы с Бекс смотрели друг на друга через стол, и на лицах у нас испуг сменялся безудержным восторгом. Для студентов Академии Галлахер миссия — это не наказание, а золотая звезда! И только в глубине души таился легкий страх, что нам предстоит играть с живым оружием — возможно, и в прямом, и переносном смыслах.

Макей вернулась к своему салату, а мистер Соломон добавил:

— Et n 'oublierpas, Mesdemoiselles, ce soir vous etes des civils — ressemblez-y.[8]

О, да, только этого мне не хватало — получать советы о моде от самого Джо Соломона. В столовой все вернулись к обычным разговорам, вот только сомневаюсь, что кто-нибудь из второкурсников, кроме Макей, смог съесть еще что-нибудь. Джо Соломон только что еще раз напомнил нам: скоро мы покинем эти уютные стены и начнем действовать самостоятельно — впервые в нашей супершпионской жизни.

К этому моменту нас вели годы упорных тренировок, а мне лично нечего было надеть по такому случаю.

Даже не знаю, как это случилось. Неожиданно второй курс Академии Галлахер для особо одаренных девушек из группы проходящих подготовку спецагентов превратился в стайку обычных подростков. И это немного пугало.

Лиза потратила несколько часов на то, чтобы превратиться в ходячую иллюстрацию из учебника, показывающую, как должен выглядеть секретный агент. Она скопировала абсолютно все — от кожаного ридикюля до небольшой шляпки-таблетки. (Это был очень старый учебник.) Вскоре коридоры заполнились возгласами: «Вы не видели мои черные ботинки?» и «Ни у кого нет лака для волос?».

Я всерьез начинала волноваться за судьбы национальных спецслужб. В нашей комнате Бекс выглядела устрашающе (как обычно), Лиза — смехотворно (но попробуй сказать ей об этом!), а Макей пялилась в старый номер «Космо», словно выбор в пользу зеленого или черного был вопросом жизни и смерти. Мне оставалось только сидеть на кровати в своих старых джинсах и черном трикотажном топе, в котором мама когда-то десантировалась на крышу иранского посольства, и молча смотреть, как часы отсчитывают минуты.

Потом к нам в комнату ворвалась Тина. — Которое? — спросила она, показывая черные кожаные штаны и мини-юбку. Я уже собиралась сказать «ни то ни другое», но тут к нам влетела Ева Альварес.

— Это пойдет? Мне это идет? — Ева показала пару туфель на высоком каблуке. У меня ноги заломило от одного их вида.

— Ева, ты сможешь в них бегать? — спросила я.

Но прежде чем Ева успела ответить, кто-то сказал:

— Это последний писк в Милане. — Я оглянулась и пересчитала всех по головам. И только тут до меня дошло, кто это сказал. Макей посмотрела на нас поверх журнала и добавила: — Если вам это интересно.

В считанные минуты полкурса набилось к нам в комнату, а Макей втолковывала Тине:

— Подводка для губ должна идти строго по линии губ, а не снаружи. — И Тина ее слушала! А ведь именно она пустила слух, что Макей — незаконная дочь мистера Смита. Еще немного, и она бы превратилась во врага номер один, если бы не эта чрезвычайная ситуация.

Кортни попросила одолжить ей серьги; Анна примеряла жакеты. Меня уже терзали сомнения, смогу ли я положиться на них, если придется идти на вражескую территорию.

— Знаешь, Ева, то, что в моде в Милане, может резать глаз в Розевиле, — попыталась я урезонить ее, но она не слушала.

— Девчонки, чтобы быть незаметной на открытом пространстве, нужно одеваться неприметно, — сказала я, но Ким Ли в этот момент стаскивала с себя вязаный топик и чуть не снесла мне голову, размахивая руками. — Знаете, мне кажется, он не на прогулку нас поведет! — крикнула я, и Анна повесила в шкаф черное вечернее платье Макей.

Я же хамелеон! хотелось крикнуть мне. Я — наследие секретных служб! Я готовилась к этому дню всю жизнь — тренировалась с папой, просила маму рассказывать мне о всяких случаях из ее работы, я стала девочкой, которую никто не видит. Но сейчас я все глубже уходила в тень. И вот я стою посреди комнаты, мои лучшие подруги вьются вокруг гламурной новенькой, а я совершенно невидима.

— Сними серьги, — велела Макей Еве. — Заправь рубашку, — сказала Анне, потом повернулась к Кортни Бауэр: — Кто у тебя умер в волосах?

Кортни действительно частенько перебарщивает с гелем для укладки.

Бекс с Лизой сидели на кровати, потрясенные не меньше моего.

— Эй! — снова крикнула я, но без толку. Тогда я призвала на помощь все свое шпионское наследие и свистнула так громко — можно было коров домой загнать (в буквальном смысле — именно затем меня дед и научил так свистеть).