лежал так, прислушиваясь и надеясь, что он скажет что-нибудь еще, но через какое-то время опять засыпал, а утром воспоминание о его голосе смешивалось с остальными снами и забывалось.

К концу того первого года его голос стал слабее, и я уже не часто его слышал. Куда он подевался? Однажды я пошел его искать. Раньше коробка с его пеплом стояла внизу рядом с его пластинками, но потом мама ее переставила, и мне пришлось перерыть весь хлам в ее спальне, пока я не нашел эту коробку в дальнем углу шкафа. Я решил, что маме все равно, поэтому взял коробку и поставил ее на книжную полку в своей спальне, рядом со старинным глобусом Луны. Когда я был маленьким, папа подарил мне этот глобус, чтобы рассказывать о Луне. Внутри глобуса была лампочка, и эта луна светилась, когда ее включали, но она уже давно сломалась. Отец много раз обещал мне, что починит луну, но так и не починил. А в ту ночь, когда я положил его пепел рядом с луной, она вдруг начала мерцать: вспыхивать и снова гаснуть. Странно, правда? Я в это время спал и проснулся от этих вспышек. Сначала я очень испугался, но потом подумал, что это, наверное, дух отца пришел сдержать свое обещание и пытается починить лампу, и успокоился. После этого, каждый раз, ложась спать, я желал отцу спокойной ночи и крутил луну, чтобы глобус поворачивался к его коробке какой-нибудь другой стороной. Мы с ним раньше так играли, крутили луну, кто куда попадет, и ему нравилось попадать на «темную» сторону, потому что он был художником. Это он так говорил. Я не очень-то понял, что он имел в виду. Отчасти я, наверное, надеялся, что он еще придет во сне поговорить со мной, но потом, когда начались другие голоса, я сдался. Они так шумели, что голос отца я уже не мог расслышать.

Другие голоса тоже пришли во сне. Все так начиналось. Как будто один голос открыл дверь, а за ним последовали остальные. Сны – они же как двери. Они – как порталы в другую реальность, и когда они открываются, надо быть начеку.

Книга

У темной стороны есть свои соблазны, Бенни, хотя большинство предпочитает не ходить туда, а оставаться в безопасности на светлой стороне. Но художники, писатели и музыканты, как твой отец, не могут противостоять притяжению темной стороны. Мы, книги, хорошо знаем эту сторону, и наша работа – не отворачиваться от нее, нравится нам это или нет.

Это касается и темной стороны истории твоей матери. Действительно, наш рассказ не про Аннабель – хотя, честное слово, она заслуживает отдельной книги – но иногда бывает трудно определить, где заканчивается книга про родителей и начинается книга про детей. Так что же делать книгам? Крутнем глобус, посмотрим, куда попадем, – и будем надеяться, что результат тебя устроит.

4

Во сне кто-то легонько постучал ему пальцем по лбу, и если вы закроете глаза, вы, может быть, тоже сможете себе это представить. Представьте себе Бенни: ему тринадцать лет, скоро исполнится четырнадцать, но он не выглядит на свой возраст. Он лежит на спине, на узкой кровати под своим «межгалактическим» пуховым одеялом. Руки его упираются в бока, дышит он ртом, потому что нос у него постоянно немного заложен из-за астмы и пыли. Его полуоткрытые губы изогнуты красивой дугой, а смуглая кожа еще совсем гладкая. Он очень похож на своего отца.

И вот кто-то легонько стучит пальцем ему по лбу: удары падают, как капли дождя, на гладкую, пока еще ровную кожу между бровями. Бенни просыпается, открывает глаза и видит палец, парящий прямо над его носом. Палец этот тонкий и заостренный, почти прозрачный. Он колышется в мерцающем воздухе, как водоросль на мелководье, потом Бенни замечает, что этот палец отходит от кисти на тонком запястье, а за ними тянется длиннющая рука, уходящая, как леска воздушного змея, в космическую тьму. За кистью, за дальним концом этой нитевидной руки, виднеется лицо, далекое и бледное, как луна.

Это лицо девушки, и даже на таком большом расстоянии Бенни видит, что это самая красивая девушка в мире. Ни разу за всю свою жизнь – за тринадцать лет и девять месяцев, прожитые на этой планете – не видел он такого лица. Вокруг лица девушки, как залитые лунным светом облака, плавают густые белые волосы. Ее яркие, блестящие глаза смотрят на него сверху вниз, а розовые губы складываются в идеально круглую букву «О». Самая красивая девушка в мире дразнит его – по крайней мере, ему так кажется – или подшучивает, совершенно беззлобно.

«Бенни… – шепчет она, беззвучно смеясь. – Бенни Оу… о… О… О…»

Цепочка букв «О» слетает с ее губ, как кольца дыма. Бенни приподнимается с койки, пытаясь поймать одно из них на нос, как тюлень. Только эти кольца пахнут не дымом. Они пахнут горячим шоколадом и свежим хлебом, который пекла Аннабель, когда он был маленьким, а она еще пользовалась духовкой. У самой красивой девушки в мире дрожжевой запах, как у поцелуев матери, и Бенни вспоминает детство, когда мама была счастлива, а папа был жив, и воспоминания эти такие яркие, что по коже пробегают мурашки. Затем лицо девушки приближается, и Бенни снова откидывается на постель, а потом расстояние между ними вдруг исчезает, и вот она уже парит прямо над ним. Ее дрожжевые О-образные поцелуи плывут вниз, влажные и теплые, они пульсирующими волнами пробегают по всему его телу. Она легонько кладет ему руку на грудь, прямо над сердцем, и Бенни чувствует, как его сердце бьется под прижатой ладонью девушки. Его позвоночник выгибается дугой, и он начинает подниматься, чтобы дотянуться…

«О… – вскрикивает он. – О… О… О!» И тут его сон расплывается перед глазами и взрывается миллиардом крошечных звездочек, которые звенят, как смех, и мерцают у него под кожей, а затем смех постепенно затихает, и звезды одна за другой гаснут, возвращая его во тьму.

В наступившей тишине Бенни услышал звук, похожий на стон, и открыл глаза. В спальне царил полумрак, самая красивая девушка исчезла. Он закрыл рот, и стоны прекратились. На потолке над ним виднелась тусклая туманность «Светящихся Во Тьме Чудо-Звезд»[12]. Их когда-то прилепил туда его отец, составив из них созвездие в виде трех букв О, трех переплетенных звездных колец, по одному на каждого члена семьи.

Руки Бенни