— Но я?

— Молчите! Вы получили от «Аргуса* ряд конкретных указаний и рацию. Все это для нас бесспорно. «Аргус» сам во всем признался, не беспокойтесь. И сейчас меня интересует очень немногое. А именно: какие указания вы получили, откуда черпали информацию военного и политического характера, а также где находится ваша рация? Будьте любезны ответить на эти вопросы.

От волнения она побледнела, но сузила глаза в усмешке.

— Фрейлейн Штраух, это не смешно! — с угрозой предупредил Хабекер. — Одной этой телеграммы вполне достаточно, чтобы приговорить вас к смертной казни!

Она выпрямилась.

— Господин следователь, чего вы хотите? Узнав правду?

— Да! быстро сказал Хабекер. — Скажите правду-и вам не только сохранят жизнь!

— Дело в том, господин следователь, — медленно сказала она, дело в том, что у меня создалось иное впечатление. Я все время говорю вам только правду. Но именно это ожесточает вас... Во всяком случае, благодарю теперь мне но крайней мере известно, в чем меня обвиняют. В государственной измене и шпионаже в пользу России? Я поняла вас правильно?

— Вы поняли меня правильно.

— Спасибо. Я знаю, от чего защищаться.» Вы сказали, господин следователь, что этот... «Аргус», да?.. Что этот «Аргус» во всем признался? Я требую ознакомить меня с показаниями «Аргуса» и устроить очную ставку с этим человеком. Если он меня видел, если передавал мне какие-то инструкции, то должен меня опознать, не так ли?

— Вопросы задаю я! — попытался оборвать Хабекер.

— Но вы же хотите знать истину, господин следователь! И я хочу помочь вам докопаться до истины! Дайте мне показания «Аргуса», устройте очную ставку, и вы убедитесь, что этот человек лжет! Он толкает вас на ложный путь!

Она произнесла это с такой убежденностью и страстью, что Хабекер заколебался. Тем более что показаний «Аргуса» у следователя не имелось.

— Полагаю, мне удастся удовлетворить вашу просьбу в самое ближайшее время, — многозначительно сказал Хабекер. — Но если «Аргус», Лаубе и Крамер вас опознают — а уж наши побеспокоятся, чтобы эти типы не юлили! — если вас опознают, Штраух, — будет поздно! Разговаривать с вами будут иначе.

— Вам не придется разговаривать иначе, — сказала она. — Вы убедитесь, что эти люди меня не знают.

— Так! — сказал Хабекер. — Значит, телеграмма -недоразумение? И подпись «Директор» вам ничего не говорит? И никакого «Аргуса» не знали? И Генриха Лаубе никогда не видели?

— Нет!

— Любопытно! А откуда же «Директор* и «Аргус* знают вас и ваш адрес?.. Или вы полагаете, что вокруг дурачки и простофили?

— Боже мой, господин следователь! Я ничего не понимаю!

Не понимаете!.. В Москве, конечно, нет других дел. кроме беспокойства о здоровье никому не известной Инги Штраух! Вот просто так. взяли да и решили осведомиться, как поживает немецкая патриотка, национал-социалистская журналистка Инга Штраух, чей адрес про читали в старой телефонной книге!.. Странные люди в Москве, а?

— Это какая-то мука!

— Мука? — неожиданно улыбнулся Хабекер. — Ну что вы, фрейлейн! Разве это мука? Вы плохо знаете еще, что такое настоящее мученье! Уверяю вас!

— Боже мой, боже мой! Как доказать вам, что я не лгу! Я никогда не видела никакого «Аргуса»! Я не встречалась с вашим Генрихом Лаубе! Проверьте! Проверьте мои слова!

Она прижала к груди крепко сжатые ладони.

В голосе ее звучали усталость и отчаяние...

Совещание представителей службы безопасности и абвера, собранное по приказу Гитлера в связи с раскрытием разведывательной сети русских в Брюсселе, в Париже и Берлине, подходило к концу.

Группенфюрер Зейц, человек, близкий руководству германской политической контрразведки, встал, чтобы произнести заключительное слово?.

Пять человек, сидевших по обе стороны длинного дубового стола, прекратили разговоры.

Штандатенфюрер Таубе захлопнул блокнот, его помощники Ульрих и Швейцер повернули головы к руководителю офицеров абвера майору Граве- а сопровождающие Граве капитаны Дитрих и Ремер приготовились писать.

Слова легко соскальзывали с языка Зейца, быстрые, ловко пригнанные друг к другу, ни к чему не обязывающие, призванные только к одному — разрядить атмосферу взаимного недоверия и недоброжелательности.

Майор Граве слушал, тая злую усмешку. Господа из службы безопасности торопились увенчать себя лаврами! А где были они, когда Граве, еще обер-лейтенант, обивал пороги Генерального штаба, доказывая, что в будущей войне радио сыграет решающую роль? Где были они, когда Граве правдами и неправдами вымаливал субсидии на производство военных раций и на создание специальных подразделений для радиовойны? Их никто не высмеивал, как глупых фанатиков и ограниченных специалистов, помешанных на маловразумительном деле. Им никто не давал понять, что излишнее усердие иногда может граничить с непониманием подлинных государственных интересов. А Граве прошел через все это. Прошел! И только один человек в конце концов понял его. Немолодой, невысокий человек со странной фамилией Канарис. Кем он был, рано поседевший чернобровый морской офицер, Граве сначала не знал. Предполагал, что Канарис возглавляет технический отдел Генштаба. Лишь в сороковом году истина открылась для Граве и одновременно открылся путь к карьере. Канарис, приняв капитана в своем домике в предместье Берлина, предложил ему возглавить службу радиоподслушивания абвера. Канарис дал деньги, дал людей, дал все, чего можно было желать, взамен же потребовал только полного молчания и полной преданности. Мог ли Граве ответить отказом человеку, помогавшему воплотить в жизнь его самые сокровенные мечты и желания?! Граве сказал: «Да!» И все годы работал не покладая рук, занимаясь усовершенствованием аппаратуры, разработкой системы радиопеленгации, обучением офицеров и солдат, которым пред. стояло вести войну в эфире.

Граве знал, что на него и на его радистов даже в самом абвере многие поглядывают как на дармоедов: вражеские разведчики не пользовались радиостанциями, предпочитая обычные формы связи: почту, телеграф, туристические и деловые поездки. Но Граве верил: с началом войны, когда государственные границы будут перекрыты, когда прежние формы контактов станут невозможны, разведчики врага немедленно применят радиосвязь.

После вторжения немецких армий в Польшу и во Францию, после захвата Голландии и Бельгии предположения Граве подтвердились: пункты радиоперехвата абвер сразу засекли несколько подпольных радиостанций. Часть из них работала, судя по многим признакам, на Англию и Америку, а часть - на Советский Союз.

С помощью радиопеленгации абверу удалось засечь станции в Лилле, Гавре, Гааге, Бухаресте и Брно. Граве сообщил о место нахождении подпольных радиопередатчиков адмиралу Канарису и получил его благодарность- Через некоторое время все станции, обнаруженные Граве, прекратили работу, и капитан полагал, что вражеские разведчики ликвидированы. Но радиостанции, работавшие на Англию, снова вышли в эфир, и теперь все время меняли место работы, длину волн, частоты и диапазоны. Замолчали только передатчики в Бухаресте И хотя Граве ничего не мог сказать с определенности, он смутно догадывался, что подпольные радиостанции Франции и Голландии вряд ли были разгромлены- однако в обязанности Граве не входило вмешиваться в планы адмирала Канариса. Тем более что Граве предпочел здесь возможность тонкой радиоигры, которую могли оставить без его помощи ...