— А если бы ты не стал королем, если бы не был связан долгом и этикетом, чего бы ты хотел?

«Тебя», — это слово первым пришло Одиру на ум. Еще до их брака, когда он впервые познакомился с Элоизой, она заинтриговала его. Он снова увидел ее, стоящую перед ним у запыленной конюшни, подтрунивающую над ним, дразнящую его своими улыбками. Она вернула солнечный свет во дворец, казавшийся мрачным царством. Если быть честным с самим собой, придется признать, что держал ее на расстоянии лишь потому, что Элоиза была единственной угрозой для тех барьеров, которыми Одир окружил свое сердце.

Казалось, она сумела прочесть его мысли, потому что внезапно что-то изменилось. Похоже, Элоиза поняла, для чего нужна Одиру, почему он готов пойти даже на подкуп и на ложь. Принц видел, что она наконец готова согласиться. А кроме этого в ее глазах отразилось то желание, которое Одир испытывал сам. Он ощутил огромное искушение отдаться своему влечению, прекратить борьбу. Что плохого в том, если он хоть раз просто возьмет то, что ему хочется, — и к черту все последствия!

Принц вспомнил, как чуть раньше этим вечером поприветствовал жену поцелуем, стремясь унизить ее и наказать. Но в результате все получилось иначе. Ему хотелось ощутить что-то иное вместо эмоций, вызванных смертью отца и этим разговором, забыть о недоверии к своей жене. Одир отчаянно желал почувствовать нежную кожу Элизы под своими ладонями, ее губы — под своими губами, а ее тело — под своим телом. Возможно, если бы он сдался, если бы позволил себе взять ее хотя бы раз, это охладило бы его страсть к ней. Он бы смог освободиться от цепей, которыми эта женщина его сковала.

Впервые с тех пор, как он надел обручальное кольцо на палец Элоизы, Одир не смог придумать причины, почему ему нельзя так поступить.

Двумя большими шагами он покрыл разделяющие их расстояние прежде, чем жена смогла остановить его, обхватил ладонью ее затылок, другой рукой коснулся ее щеки, прижался к губам Элоизы и погрузился в небесное блаженство.

2 августа, 01.00–02.00, Херон-Тауэр

На мгновение Элоиза ошеломленно замерла. Поцелуй Одира не был похож ни на тот, которым он наказал ее сегодня на вечеринке, ни на их поцелуй в брачную ночь.

В голове мелькнуло: «Неужели я каким-то образом вызвала этот поцелуй из своих самых глубоких фантазий?» Ведь Элоиза всегда хотела, чтобы муж поцеловал ее именно так: безрассудно, с жадностью и настойчивостью, пробуждающими страсть глубоко внутри ее.

Ладонь Одира, лежащая на ее затылке, скользнула к середине спины Элоизы, и ее тело словно полностью слилось с его телом. Она чувствовала жесткие мускулы пресса Одира, притиснутые к ее мягкому животу, ощущала, что муж возбужден, и ей хотелось большего.

И за это она ненавидела его.

Кровь бешено бежала по венам Элоизы. В сердце вскипал гнев на Одира, который отказывал ей в таком блаженстве. Он так долго лишал их обоих того, что могло прорваться через весь разделяющий их обман, всю ложь, всю невысказанную правду, соединив их, как уже многие века соединяет мужчин и женщин во всем мире.

Язык Одира ласкал ее рот, обещая продолжение удовольствия и одновременно наполнив сердце Элоизы страхом, что никакого продолжения не будет. Она вцепилась в рубашку на груди мужа и прижала его к себе так же сильно, как он сам прижимал ее сейчас к себе.

Одир резко вдохнул, не отрываясь от губ жены. Элоиза открыла глаза и увидела, что он, как и она, забылся в поцелуе. Его смуглые щеки еле заметно разрумянились, закрытые глаза, обрамленные невероятно темными ресницами, скрывали многие тайны.

Элоизе захотелось увидеть его целиком, чтобы понять, охвачен ли Одир, как и она, безудержной страстью.

Элоиза оттолкнула его, прервав их поцелуй, и заставила мужа взглянуть на нее. В полутемной комнате в этот момент слышалось лишь их неровное дыхание. И она выяснила то, что хотела: во взгляде Одира читались гнев и обвинение, смешанные с желанием, которое, как она наконец узнала, ему нелегко было в себе гасить.

Их маски были сняты, обнажив всю боль и всю страсть, которые оба скрывали так долго.

Внезапно ощутив ярость, Элоиза толкнула мужа в грудь, потом еще и еще. Она била его, а Одир просто стоял неподвижно, принимая каждый удар.

— Ты закончила? — наконец поинтересовался он.

— Нет. Я еще даже не начинала, — с вызовом бросила она.

— Отлично.

Одир схватил ее запястья сильными руками и притянул Элоизу ближе. А затем он снова впился в ее губы безрассудным, чувственным поцелуем.

Его руки обхватили тонкую талию Элоизы, он приподнял жену и прижал к себе, а она между тем старалась не думать о том, как все было бы между ними, если бы не интриги их отцов, если бы не взаимная ложь.

Сейчас здесь не было чужих глаз, и Элоиза наконец потребовала удовольствия, которого так ждала все это время.

Но даже сейчас, когда пальцы Одира лихорадочно скользили по тонкому шелку ее платья, она не могла забыть, что ее ласкает человек, который думает о ней самое плохое, а она точно так же думает о нем… Не воспользоваться ли этим моментом, этим шансом, чтобы осуществить самые глубокие фантазии, которые не давали ей спать, когда Элоиза проводила одинокие ночи в постели во дворце?

Возможно, сегодня вечером она сможет забыть, что все еще невинна, забыть, что все тело дрожит от головокружительной смеси предвкушения и страха. Она знала, что Одир не считает ее девственницей, и Элоизе внезапно захотелось, чтобы она была опытной женщиной, которая знает, что делает.

Она так устала от страха и ощущения беспомощности! Возможно, если притвориться, что уже познала мужчину, то получится раскрепоститься…

Одир почувствовал, что он словно освободился от какого-то груза. Ему казалось, все его желание, вся его страсть, выливается из него и поглощается женщиной, которую он сейчас обнимал. Но Одиру было недостаточно этих объятий и этого поцелуя.

Он покорно стерпел, когда Элоиза начала осыпать ударами его грудь. Он принял ее гнев, потому что и сам гневался. Но он не смог вынести того взгляда, каким она смотрела на него. Поэтому он остановил ее еще одним поцелуем.

Не отрываясь от ее рта, Одир подался назад и провел руками по красивой груди Элоизы, а затем тот же путь проделали его губы. Его язык скользнул по шелку платья. Отогнув край лифа, Одир лизнул кожу — более нежную, чем любой шелк, — и услышал тихий стон Элоизы.

Еще никогда Одир не был так сильно возбужден. Как он забыл, что из всех женщин именно эта имеет над ним такую власть! Но все мысли разом вылетели с его головы, когда Элоиза изогнула спину, сильнее прижимаясь грудью к его груди.

Одир больше не мог сдерживаться. Он стянул лиф платья еще ниже и втянул в рот набухший сосок. Элоиза снова застонала, на этот раз громче, и в ее стоне прозвучал призыв.

В полутемной комнате ее белоснежная кожа сияла, как белый мрамор, и Одиру захотелось увидеть жену полностью обнаженной. Из приоткрытой двери, ведущей в спальню, пробивался тонкой полоской свет, но нетерпение принца было слишком велико, чтобы тратить время на то, чтобы добраться до кровати.