— Вы в самом деле полагаете, что яхта проклята?

— А вы хоть раз поднимались на нее? — усмехнулся он.

— Нет.

— Несмотря на все инциденты, мы успели сделать многое. Шесть недель плотной работы, а затем вот это несчастье… Судно в достаточной степени восстановлено для ознакомительной экскурсии. Как вам такая идея? Может статься, сумеете уговорить отца поработать гидом.

— Потому что ваша нога, мистер Хадли, никогда не ступит на ее борт?

Вот уже второй раз задавал я вопрос, который на самом деле не требовал ответа.

Хадли посмотрел на мониторы, где в танце элегантного геометрического морфинга извивались и трансформировались черные, бескровные линии судового силуэта на белом фоне.

— Мартин, я лишь могу надеяться, что этот Питерсен сумеет сдержать свои обещания. Молюсь об этом.

Я перевел взгляд на окно за его плечом. Стекло было прочным, толстым и звуконепроницаемым. Но все исхлестанное дождем. Погода ухудшалась. Ветер крепчал. Это я видел в изломанном полете чаек, которым не удавалось найти способ пробиться сквозь серое, взвихренное небо. О том же самом свидетельствовало усиливавшееся волнение за границей мелководья у речного устья, где успели появиться барашки, чей неровный, убыстрявшийся ритм предвещал приближение шторма. На мгновение я всем сердцем пожелал, чтобы буря сумела преодолеть волноломы на входе в доки Хадли и разметала «Темное эхо» по щепочкам. Мысль эта мелькнула на крошечный миг, но успела изумить меня своей горячностью и тем мстительным наслаждением, с которым, когда вернется штиль, я бы разглядывал измочаленные таковые доски, порванные швартовные канаты и брезентовые лохмотья, плавающие в полосе прибоя, рядом с наконец-то безвредным остовом старинной яхты…

— Вы побаиваетесь собственного отца.

Это заявление заставило меня расхохотаться:

— Подобно большинству прочих людей.

— Кроме Гарри Сполдинга.

— Который уже свыше семи десятилетий как мертв. Если только, разумеется, вы не верите в колдовство.

На лице Хадли мелькнула нетерпеливая улыбка. Он внимательно посмотрел на меня, меряясь взглядом. Глаза его были бледно-голубыми и слегка воспаленными.

— Меня не прельщает перспектива словесного фехтования с сыном выгодного заказчика. Особенно когда это уязвляет мое чувство собственного достоинства. Однако у меня тоже есть сын, и он вам практически ровесник… Как бы то ни было, я бы очень просил вас прочитать судовой журнал, прежде чем отправляться в любое путешествие на борту обсуждаемого судна Мартин, не просите отца показать вам этот журнал. Требуйте этого!

Секундой позже появился и мой отец. Он вошел в кабинет, где стояла настолько неловкая тишина, что ее, пожалуй, можно было пощупать. Отец согласился оплатить какие-то там расходы, контрассигновал чеки и так далее. Затем Хадли поднялся, пожал нам руки, и мы вышли наружу, в надвигающийся шторм.

Отец согласился, чтобы я подбросил его в Чичестер. Я не спрашивал, по какому именно делу. Он оставил свой денежный бизнес, и, коль скоро последний по счету брак уже числился по категории прошедшего времени, я предположил, что Чичестер является местом романтического свидания. В моей памяти этот городок был полон симпатичных антикварных лавочек и чудноватых пабов со старомодными деревянными каркасами. Его узкие улочки, пропитанные духом эпохи короля Георга, с легкостью могли укрыть от непогоды. Перед глазами поплыли картинки: таверна с очагом, где за решеткой жарко горят поленья; развешанная по стенам лошадиная сбруя с начищенными призовыми бляхами; бренди, мерцающее в пузатых бокалах… Тепло, алкоголь и дорогой подарок, выложенный на столике, разжигают чувственное настроение. Мой отец принадлежал к той породе мужчин, которые поддерживают дружеские связи с бывшими любовницами. Тех дам, которых он уговорил-таки пройтись с ним к алтарю, ждали последствия арктического свойства. Словом, старые угольки в его сердце постоянно поддерживались в более-менее непотухшем состоянии в надежде, что когда-нибудь они вспыхнут пламенем заново растормошенной страсти.

Если не ошибаюсь, за те двенадцать лет, что минули после смерти матушки, он сменил полдюжины подружек. Такое количество, а также разнообразие неизбежно подводили к мысли о том, какой же характер носила его внесемейная деятельность до этого. Впрочем, у меня и близко не хватало духу задать подобные вопросы в лицо. Мой родитель все-таки представлял собой человека, которого порой трудно любить. Тот факт, что он изменял матушке направо и налево, вполне мог привести в будущем к окончательному разрыву между нами. Я уже упоминал, что физически я не трус. Серьезно говорю. Однако перспектива напрочь оказаться без семьи пугала меня — особенно после ухода мамы. Словом, я попросту не осмеливался ставить перед отцом такого рода вопросы, ибо ответы могли вызвать последствия, взглянуть в лицо которым у меня недоставало отваги.

— Я хотел бы почитать судовой журнал «Темного эха», — сказал я.

— Да ради бога. После выходных я тебе его организую.

Сегодня четверг. Время близилось к обеду. Чичестер возвестил о своем приближении посредством рыдающего от дождя придорожного указателя. Городишко практически не имел окраин. Через минуту-другую отец вылезет из машины.

— И еще я хотел бы позаимствовать ту магнитку, которую тебе дал Хадли. Верну завтра.

Он обернулся ко мне:

— Тебе нужна карточка от замка? С чего вдруг?

— Хочу на лодку посмотреть.

Отец расхохотался:

— В такую погоду?

— Именно в такую погоду. Хочу знать, не соврал ли Хадли, когда уверял о количестве уже проделанной работы.

— Да, они многое успели.

— Хотелось бы своими глазами увидеть.

— Что ж. — Он вынул магнитный ключ из кармана.

Упрямство было одной из черт моего характера, которое, как мне кажется, отец действительно во мне уважал. А с другой стороны, я же сам это унаследовал от него.

Полученная карточка не позволит проникнуть в святая святых Хадли, и это неважно. Я не собирался грабить его компьютерные файлы или подкручивать винтики в кофеварке. Мне просто требовалось — срочно — взобраться на борт яхты и самому удостовериться в наличии той зловещей атмосферы, о чем он вроде бы упорно намекал. Мое предыдущее желание увидеть «Темное эхо» разнесенным на щепочки подразумевало, что я питал неприязнь к этому судну в большей степени, чем оно недолюбливало меня. Однако подобная антипатия сама по себе являлась загадкой, которую я и хотел раскрыть. Тайный и необъявленный визит под покровом бури как раз для этого годился. Сузанна вновь улетела в Дублин, идя по следу «Крепыша» Коллинза. А у меня свободное расписание. Словом, я высадил отца, и тот бегом кинулся спасаться от ливня под навесом узенького чичестерского тротуара. Ловко перемахнув бордюрный камень, он полез в карман пальто за мобильником. Очередное напоминание о том, что отец движениями и внешностью никак не выглядел на свои пятьдесят пять. С другой стороны, повадки его тоже носили более моложавый характер.