Впрочем, я могу поклясться перед лицом своей совести в чем угодно, не только в том, что по утрам перестану хвататься за сигарету раньше, чем за чайник или зубную щетку.

– С завтрашнего дня я буду рационально распределять свое время. Обещаю, что стану составлять списки неотложных дел! – говорю себе я. И действительно, на моей тумбочке всю неделю пылится список:

1. Почистить пальто (потому что готовь сани летом, а что-то там зимой, значит, чистить пальто в июле – правильно);

2. Отскрести зубную пасту от кафеля в ванной (а то Полина Ильинична меня окончательно достанет своим ворчанием);

3. Поливать цветы еще до того, как с них опали все листья!!! Цветы – они не деревья, с них листья опадать не должны!!!

4. Научиться говорить «нет» (с этим у меня по жизни проблема).

5. Не забыть (в очередной раз) купить соль. Хватит рассказывать Полине Ильиничне, что соль ей вредна. В конце концов, это уже пошло.

6. Перестать встречаться с Димой! – и это я тоже себе могу пообещать.

Однако пообещать – не значит жениться, и уж кому-кому, а моей совести это отлично известно. Ибо именно она постоянно впоследствии вынуждена выслушивать, почему у меня ничего не получилось. Отчего это я, как и в прошлом месяце, стряхиваю пепел от сигареты в бабулин горшок с облетевшей азалией, а в ванной по-прежнему все заляпано зубной пастой. И почему я так и не сумела сказать соседу-Диме из Ямбурга «нет». Правда, если быть до конца точной, я все-таки кое-что выполнила из обещанного, которого, как известно, три года ждут. Я купила соль! Да! Все-таки, я не абсолютно безнадежна! И я перешла на «Соверен», которые, как мне кажется, гораздо легче. Ну, по крайней мере, дешевле. И Дима их курит, так что мы с ним пахнем одним и тем же табачком.

– Значит, ты все-таки добилась своего? Спишь с соседом! А почему же ты не смогла его оставить? – интересуется моя совесть. Ну, что я ей могу ответить. Ведь ТАКОЕ случается не каждый день. И потом, он скоро уедет и мне незачем будет себя изводить. А пока… Спишь – это было не то слово. Спала я с Большаковским, до той счастливой минуты, когда этот прекрасный принц из Ямбурга не открыл мне дверь. А с Димой я… летала. И мне было наплевать, что для этого я нарушила еще одну свою заповедь, которая запрещает интересоваться мужчиной, который не позвонил.

Когда я, не в силах сдержать свой страстный порыв, пришла к его двери, раскрасневшаяся и взволнованная, ее мне открыла его тетя. Она внимательно осмотрела меня, потом жестом пригласила внутрь и прошаркала в глубь квартиры.

– Как ваше самочувствие? – не растерялась я. – Сердчишко не пошаливает?

– Так вы Маша? Вам что, мое сердце интересно или моего племянника? – ехидно поинтересовалась старушка, пристально разглядывая меня в упор. Оказывается, она сходила в комнату за очками, и теперь имела счастье лицезреть меня во всей моей растрепанной красе.

– Ну… я хотела узнать… собственно… – я растерялась. Еще бы, я как-то не рассчитывала, что его тетушка окажется в курсе нашей маленькой эскапады.

– С моим сердцем все в порядке, – исчерпывающе развела руками старушка и замолчала. Я переминалась с ноги на ногу.

– А как тут ваш гость? – наконец, выдавила я, ругая себя почем зря за то, что приперлась сюда. Теперь мне было обеспечено внимание всего двора, всего старушечьего взвода.

– Дима! К тебе пришли! – наконец соизволила проскрипеть бабуся. Я почувствовала, как кровь отлила, наконец (слава Богу) от моих щек и ушей, и прилила к низу живота, в область брюшного пресса. Можно было снова смело диагностировать тахикардию.

– О, привет, – удивленно посмотрел на меня Дима. Он был в шортах и майке, с мокрыми руками. Глаза холодные, красивые, внимательные. М-а-м-а!

– И зачем было брать телефон? – строго свела брови я. Именно эта фраза была моим официальным поводом для визита. Но при виде него я была готова раздеваться сразу, и не обсуждая причин и поводов.

– Телефон? – удивился он. – А, твой телефон! Ну, я думал, что, может, еще увидимся.

– И что же? Не смог набрать номер? Пальцы сломал? Вызвал бы меня, я бы тебе гипс наложила? – взвинченным тоном продолжала я.

– Знаешь, дорогая, ты так исчерпывающе показала, как я тебе «нужен», что звонить мне перехотелось, – он вытер мокрые руки об майку.

– И как ты мне нужен? – я облизнулась. Он был мне очень нужен, но признаваться себе в этом мне не хотелось.

– Как собаке пятая нога. Вот так.

– И что? Может, это у нас, у женщин, такие игры.

– А я не люблю играть, – вредничал он. – Я люблю, когда все по-честному.

– По-честному? – ахнула я. Интересно, где это видано, чтоб мужчина любил по-честному?

– Слушай, а чего ты приперлась? Что, стетоскоп забыла? – довольно грубо спросил он.

– Нет. Я хотела тебя еще раз увидеть. Потому что я как дура, мариновала взглядами телефон. Дырку в нем прожгла, теперь придется новый покупать. Так что можешь уже потирать ручки. Мне без тебя плохо. Ну, не буду мешать, – я повернулась и собралась уходить. Он стоял посреди коридора с открытым ртом и пялился на меня. Еще бы, подобный монолог нечасто услышишь. Я неторопливо выдвигалась в сторону лестницы, и чувствовала, как его взгляд прожигает мою худую спину. Кстати, под его взглядом я не чувствовала себя тощей коровой, которую пора пристрелить, чтоб не мучилась. Так я себя обычно чувствовала под взглядом Большаковского.

– Подожди меня, я тебя провожу, – коротко бросил он. Через пятнадцать минут мы уже целовались в парке, окутывающем окрестные дома вокруг Песчаной площади. Поскольку было утро, парк был пуст. Только редкие залетные пешеходы шли к метро. Конечно, я была готова и на большее, но и у меня, и у него дома было по старушенции, так что пришлось нам довольствоваться общественно разрешенными частями друг друга, всякими там объятиями, губами, глазами (в его я никак не могла наглядеться). И, конечно же, языками. В смысле, разговорами. Он рассказал мне, что работает в Ямбурге вахтовым методом, по полгода подряд выкачивает из земли газ. Что там средняя температура зимой минус пятьдесят, что на лету там птицы дохнут, но он-то сам к холодам относится нормально. С детства любил на лыжах кататься. Это меня восхитило так, как только может восхищаться человек, который ходит в лыжах точно так же как и без них. Поскольку в Грозном со снегами все плохо, разве что на шапках гор можно горсточку наскрести, то в школе на физ-ре мы гоняли мяч. И теперь я предпочитаю передвигаться по заснеженным лесам Подмосковья без двух пристегнутых к ногам палок. Я рассказала, что работаю сутками через двое на полторы ставки в Скорой Помощи, и вот уже двенадцать лет как в Москве. Он мне рассказал, что был женат, но развелся. И что имеет в рукаве дочь, которая осталась с матерью. Что оставил им квартиру в Коньково, а сам теперь временно проживает у тетушки, благо это ему надо всего пару-тройку месяцев в году. Я рассказала, что замужем не была и не собираюсь. Про Чечню, естественно, я ему рассказывать не стала. Я и сама-то старалась ничего не вспоминать.