Зачем, если в другом государстве еще приплатили бы?

У тамошних государств как-то получалось и зарплату выдать, и самолет построить и продать из стали Манилкиных Земель, и в обиде не остаться. А как тяжело оказалось слово-то у своих назад забрать!

Вот он, недогляд!

Перед выходом в свет, она остановила мужа, поправила ему мантию и корону на голове, и, глядя в глаза, произнесла наставление:

– Нету у нас денег для всяких Манек! Живут на чужих хлебах, да своими чужие избы считают, но только самим-то им не в жизнь такую не заиметь! Пусть посмотрят, как люди добром своим посмеялись над ними! Из кучи навоза никаким волшебством не сделаешь достойное сокровище. А могут они только в сеть угодить, да головушку сложить, железом нагруженные.

Ну вот, вроде все, программер должен был включить позывной для чудовища, показывая ему горемычное ее положение, объясняя, что избы не в придорожной канаве валялись, а принадлежат доброму хозяину, которому она, не обязательно, но должна поклониться, чтобы ее не выставили на все четыре стороны. И мужу должно прийти в ум, что благодеяние в пользу его главного сокровища обязательно.

На всякий случай, Ее Величество протянула подарочки послов в руки Его Величеству. Подогреют понимание проклятой, что не имеет она ничего из того, что ей досталось. А земля покажет – есть, выправляя мужнин имидж.

– На-ка вот, посмотри, чем пахнут?

Его Величество понюхал, поворотив нос. Пожал плечами.

– Вроде ничем, – ответил он с раздражением.

– Доходностью, бестолочь, – Ее Величество начала раздражаться сама. – А от наших какой толк? Тебе волю дай, все раздашь. Стыдно за государство наше…

Первым за послами вошел посыльный от экспедиции, которую она направила к заморским берегам на поиски золотой рыбки. Он вручил ей грамоту с отчетом.

– И что? – возмущенно отозвалась она после ее прочтения, хмуро взглянув на посыльного. – Так не одной рыбешки не сыскали?! За все то время, что вам дано было?! Вы хоть представляете, чего мне это стоило? Мне головы опять рубить за ненадлежащее исполнение приказа? – грозно зыкнула она, сверкнув взглядом. – Обратно иди, и пусть без золотой рыбки не возвращаются, а о семьях ваших я уж заботу уже на себя взяла. Будете получать по пальцу, по уху в посылочке по штуке в день!

– Ну что вы, Матушка, рыбок многих выловили, но ни одна не заговорила человеческим голосом! – взмолился посыльный, сминая шапку и падая на колени.

– Плохо ловите! – отрезала Ее Величество.

– Так, Ваше Величество, говорят, было у старухи корыто, так с корытом и осталась. Осерчал на рыбку народ, выловили и съели всех, которые золотыми могли оказаться! История о том, как съели, умалчивает, но мы все ж поспрошали и вот что выяснили: деликатесом рыбка считаться начала, стоила при сем денег больших. Так чего рисковать? Сразу в уху отправляли! Извели, поганцы, всех рыбешек! У них там и рыб-то, почитай, осталась, только что на отравление, а ловят тут, у нас, и за свою продают… Лицензию на отлов, опять же, требуют. Вы бы нам справили, а то кажную неделю по месяцу в порту арестованные стоим. Выпустят, половим, и тут же всех рыб конфискуют. Послушать не успеваем, говорит она человеческим голосом или не говорит!

– Что? Опять денег?! – Ее Величество грозно нависла над посыльным на коленях. – Сами справляться уже не можете?! Ну, будет вам по две посылки в день, а то и три!

– Помилуй, Матушка! Справимся! – он ухватил Ее Величество за край туфли, покрывая поцелуями. – Так лишь бы пользу принесла! Просим, у каждой рыбоньки помощь просим, да не приносит! Нам не деньги, нам лицензию…

– Это у вас она не приносит, у меня принесет! Я ей и бассейн с морской водой приготовила, и ракушки набросала, дворец золотой на донышко поставила. Чего ей еще-то пожелалось бы? Теперь пусть мои желания исполняет! Мне не деликатесом ее привезете, в живом виде – деликатесов у меня пруд пруди!

– Так ведь и на деликатес не наловилась! Никто не помнит о таком чуде. Одна старуха да старик ее, так он умер, и старуха про рыбоньку с трудом поминает, говорит в глаза не видала, от старика только слышала…

– Да как же не помнит, если все помнят, что царицей была?! Что же, сама себя старую на престол возвела или народ в люди вывел? Ты мне зубы не заговаривай! Иди, иди!

Ее Величество проводила взглядом уползающего задом посыльного.

– Как править таким государством с таким недееспособным народом? – удрученно произнесла она, ни к кому не обращаясь. – Ведь никакой радости не может народ такой дать! Что ни день, то новая беда. Я терпеливая, но не каменная. Если приказано, будь любезен исполнить, из-под земли достань! А ты что молчишь, муженек дорогой?

Его Величество улыбнулся, хихикая. В золотую рыбку, которая решила бы все проблемы, он верил, но с трудом. Но раз жена решила, что она ей нужна, так тому и быть – самому бы не помешала.

– Умеешь ты народу объяснить. Век живу – век учусь! Запрошу у послов помощи. А если препоны станут чинить, подумаем, что можно сделать. Но, право слово… – Его Величество с сочувствием посмотрел на Ее Величество.

– Что? Я слишком много хочу? Маленькую, малюсенькую золотую рыбешку, которая бы выполнила два моих желания! Я ж не собираюсь стать владычицею морскою, если только Три-пятнадцатое государство еще своим сделать…

Тогда три.

Но Его Величество снова покачал головой осуждающе.

– И все же, я все-таки начинаю вас ревновать к золотой рыбке! Может, лучше лампу желаний поискать? Говорят, не хуже.

– Да, есть и четвертое желание, чтобы мой муженек почаще заглядывал в мою спальню! В конце концов, я живой человек, хочется, чтобы обняли, поцеловали, приласкали. А о лампе я подумаю. Тоже вариант.

– Вот те раз! – изумился Его Величество. – А я-то думал, как раз наоборот, дела у тебя на первом месте, а я мешаю.

– Это какая гнида опять мозги твои промыла? – огрызнулась Ее Величество, не умея найти подходящего слова, чтобы выпрямить извилину мужа в нужном направлении, которую сама же по глупости и загнула. Покраснела, припомнив, как отвращала от проклятой всякую мужскую особь, которая могла на нее позариться. Не удивительно, что та фригидностью заболела. Индивидуально, надо будет Кота Баюна подключить, пусть обрисует ей мечту, и оборотня или проклятого посадить на мужа. Но как-то так, чтобы о горячих мужиках она день-деньской мечтала, а нос от нее воротили.

Она повеселела. Может, хорошо, что не в костре жарят, сколько глюков обнаружилось на исправление. Права была Матушка, торопливость к добру не вела.

– Мне всегда нравилось ваше присутствие в моей спальне, Ваше Величество, – мягко произнесла она, томно вздыхая всей грудью. – Чтобы как в сказке очутились, рядышком, друг другу в глаза глядючи, молча посидели – и выполнили долг супружеский, – Ее Величество мечтательно провела по груди, недавно увеличенной на два размера. И тут же взяла себя в руки. – Так что будем делать с теми благородными ворами? Мужики справные, правильное в них сидело и сидит. Сколько своровали, на столько поднялись. Так бы потратил народ, а они в дело, в оборот… Я бы послабила, глядишь, воля им милее покажется. Ведь бывает такое, сидишь, и чего только в голову не придет – мысли так и роятся, как пчелы в улье. И так бывает охота всему белому свету Благодетельницей стать, чтобы не только в государстве нашем. Ведь у разбойников самая что ни на есть голова, чем же она моей-то хуже?