сильный дождь, и Поленьев, торопясь в редакцию, естественно, забыл дома зонт. Так что он шел, вернее, припрыгивал, накрыв голову портфелем, неуклюже перескакивая через глубокие лужи и переступая на пятках мелкие. Внезапно он услышал свою фамилию и увидел возле тротуара машину. Не то «Жигули», не то «Volvo». За рулем сидел Спирин.

— А где твоя? — спросил Спирин, когда они подъехали к редакции.

— Дома, — ответил Поленьев.

— Новая?

— Та же.

— В гараже?

— В кухне.

Тут Спирин догадался, что Поленьев имеет в виду жену, а Поленьев понял, что Спирин интересовался машиной.

— А почему машину не берешь? — спросил Спирин.

— Денег нет, — ответил Поленьев.

— В каком смысле?

— В том смысле, что их нет.

— Понятно, — вежливо сказал Спирин, хотя ничего, по сути дела, не понял. — А я думал, вчера увидимся. Тут в одном доме творческой интеллигенции американское кино давали

— Нет, — вздохнул Поленьев. — У нас запись с шести утра была. Я оказался 784-м, а билетов всего двести.

— Понятно, — опять вежливо сказал Спирин, хотя опять ничего не понял. — Не расстраивайся. Скучное кино. Одна драка и два секса. Остальное — муть.

— Я не расстраиваюсь, — сказал Поленьев. — Просто я об этом фильме статью должен был написать.

— Так и напиши! — успокоил его Спирин. — И заходи, если что. Я все там же.

Жена Поленьева пришла домой поздно и навеселе, так что они в очередной раз полаялись на разные материальные и нематериальные темы. И Поленьев вспомнил слова Спирина: «Мужик должен делать бабки, а баба должна эти бабки экономно тратить».

Утром Поленьеву позвонил знакомый музыковед и сказал, что сегодня концерт Лондонского симфонического оркестра и что не может ли Поленьев помочь ему с билетами, так как в Союзе композиторов была запись и билетов не досталось.

И Поленьев поехал к Спирину — туда, где тот работал, не то в мясной отдел Гастронома № 3, не то на автостанцию.

Спирин сказал, что с билетами трудно, а свои он отдать не может, потому что идти на эту тягомотину не хочет, а не пойти неудобно, но чтобы музыковед не расстраивался, так как завтра Спирин подробно расскажет, как они играли.

А еще через несколько дней от Поленьева ушла жена, написав ему, что он тряпка. И внутренне обливаясь скупыми мужскими слезами, Поленьев опять поплелся к Спирину не то в ресторан «Метрóполь», не то в комиссионный магазин.

— Скажи ей, — мямлил Поленьев, — что я перестану быть тряпкой. Только пусть она возвращается. И я тут же перестану быть тряпкой.

Спирин не то подал ему борщ с пампушками, не то показал из-под прилавка только вчера сданные, почти ни разу не надеванные шведские брюки и сказал:

— Не могу, старичок. Самому нужна. Заходи, если что…

Но, как сказал когда-то Спирин, «сколько чего где отнимется, столько же того там же прибавится». Так и случилось. Через несколько лет Поленьеву был устроен творческий юбилей на широкую ногу — с театрализованными поздравлениями, с почетными адресами и бутербродами с семгой в буфете. В первом ряду сидел Спирин с бывшей женой Поленьева, хлопал и аплодировал. И вообще зал был переполнен, висели на люстрах, стояли в проходах. И даже Поленьев, нарядный и помолодевший, попасть на этот юбилей не смог. Он наблюдал его по соседскому телевизору. Сидел, смотрел и радовался.

РАННИЙ ЗАСТОЙ

«Соломон» и сознание

Ненаучная фантастика

Рассказ написан в 1964 году и стоял в предновогоднем номере еженедельника «Литературная Россия» под названием «Странная планетка» (Ненаучная фантастика). Снят из номера главным редактором. Ведущий юмористической рубрики был строго наказан.

Вот уже больше сорока лет эта странная карликовая планетка находилась под контролем Земли.

Одиннадцать наместников один за другим отправлялись с Земли на эту планетку, и все одиннадцать один за другим были отозваны как несправившиеся…

В конце концов на Земле сконструировали электронного наместника, заложили в его устройство всеобъемлющую мудрость, убийственную логику, способность к детальному анализу и глобальному синтезу, дали за все эти качества библейское имя «Соломон» и транспортировали на странную планетку…

По сути дела, это была не просто планетка, а планетка-предприятие со всеми вытекающими отсюда последствиями. И здесь уже много лет подряд создавали нечто обещающее и абсолютно засекреченное под кодовым названием «паблосуржик».

Никто на планетке не знал, что такое паблосуржик. Одни говорили, что это важная деталь к еще более важной детали… Другие считали, что это одна из форм восстановления лица по черепу… Третьи были убеждены, что это новые секретные образцы долголетия, но никому об этом не говорили. Однако все были уверены, что паблосуржик — это что-то необходимое и розовое и что создавать его надо засучив рукава, всем коллективом, догоняя передовых, подтягивая отстающих, рука об руку, нос к носу… Об этом же каждый день писала и местная газета…

И к вечеру, прочтя газеты, все уходили с работы с сознанием того, что розовый паблосуржик стал на день ближе, на день реальнее. И все понимали, что живые предшественники «Соломона» были не правы. «Конечно, не правы, — писала местная газета, — а как же они могли быть правы, когда они были не правы?» Это было убедительно и толкало всех к новым успехам.

Поэтому неудивительно, что «Соломон» застал планетку на «новом небывалом подъеме» (как писала местная газета). Иными словами, все надо было начинать сначала…

«Самое главное — пробудить инициативу и самосознание, — решил «Соломон». — А для этого нельзя позволять им соглашаться со мной по каждому поводу».

И для пробы на первом же митинге «Соломон» сообщил собравшимся, что он круглый идиот. Больше в этот день он ничего не мог сказать, потому что грянула овация, которая до сих пор еще громыхает…

На следующий день «Соломон» собрал начальников отсеков и заявил, что он не любит оваций…

— Он не любит оваций!.. Он не любит оваций! — восхищенно сказали начальники отсеков и