— Я не люблю, когда меня трогают.

Но девчонка уже вприпрыжку бежала по коридору. Сет вышел из лифта, и двери наконец закрылись.

Он двинулся вперед, миновал странную розовую скульптуру, спустился на один лестничный пролет до 34-го этажа и вошел в бар с панорамным обзором.

Весь этаж медленно вращался вокруг своей оси. Полный оборот он совершал примерно за час с четвертью. Сейчас за пурпурными бархатными драпировками расстилалась Бона-Виста-Лаунж. Столики из черного мрамора, на которых стояли невысокие лампы, выстроились вдоль огромных окон в окружении удобных кресел. Весь этот роскошный интерьер был залит приглушенным светом — чтобы на окнах не было отблесков.

Люди, которые сюда поднимались, как правило, были в восторге от зрелища. Но сегодня и в самом баре было на что посмотреть: здесь собрались деятели шоу-бизнеса, манекенщицы, журналисты и другие «персонажи», прибывшие посмотреть, как стартует «Око Каина».

Сет услышал веселые восклицания и заметил молодую женщину (джинсы с разрезами, бейсболка Von Dutch), практически повисшую на официанте. Это была довольно известная актриса, дочь голливудского продюсера. Она уже опрокинула бокал на кого-то из служащих, но тот не сказал ей ни слова. Девица хохотала. Она была уже здорово пьяна.

Остальная публика была того же сорта — самоуверенные молодые люди, полные ощущения той неуязвимости, которую дают власть и деньги.

Сет порылся во внутреннем кармане куртки и достал упаковку ментоловых пастилок. Сладости до сих пор были для него лучшим средством избавиться от тревоги.

— Сними свой балахон.

— Что?

— Ты не снял эту ужасную куртку, мокрую и грязную, а я, между прочим, только недавно вымыла пол. Не очень-то это хорошо с твоей стороны, Сет.

Женщина, произнесшая эти слова, держала в одной руке веник, другой упиралась в бок. На голове у нее была коричневая бумажная шапочка.

— К тому же ты напугал мою дочь, — добавила она с упреком. — Так или иначе, всегда одно и то же. Людям наплевать на чужой труд. — Она прислонила веник к стене и протянула ему руку в розовой резиновой перчатке. — Ну, привет.

— Извини, э-э-э… Мэг.

— Как мило, что ты не забыл мое имя.

— Мне жаль, но…

— Перчатка. Да, я помню, у тебя аллергия на латекс. От него у тебя начнется крапивница, и ты раздуешься, как воздушный шар. Подожди…

Она стянула перчатку, с легким шорохом соскользнувшую с ее руки, потом снова протянула руку.

— Знаешь, для такого здоровяка ты очень уж застенчив.

— М-м-м.

— Хочешь кофе? Есть булочки с корицей. Нежнее, чем ягодицы той милашки с плаката на фасаде.

— Перл Чан?

— Не знаю. Я про хорошенькую китаяночку с ногами от шеи и такую худенькую, что плакать хочется.

— Это и есть Перл.

— Понятно. Ее фотку даже техники повесили у себя в подсобке. — Она покачала головой с осуждающим и в то же время позабавленным видом. — Каждый раз, когда они включают сушилку, капельки пара оседают у нее на бедрах. Представляешь, это их заводит! А она, кажется, снималась в порнофильме, выложенном в Интернете. — Мэг приблизилась к нему, и ее ароматное дыхание пощекотало ему щеку. — А ты, случайно, не видел этот фильм? — шепотом спросила она.

Взгляд Сета скользнул в глубину зала и остановился на светящихся буквах над входами в туалеты. Вход в мужской был перегорожен толстым бархатным шнуром, протянутым между двумя никелированными столбиками. На нем висела желтая табличка «Осторожно, пол скользкий!»

— Нет, Мэг, я не видел этот фильм. И я не голоден.

Она отступила, закусив губу.

— Понимаю. Вся эта нынешняя суета в отеле, должно быть, отнимает у тебя много времени и сил. Даже аппетит пропал, да?

Сет слегка кивнул.

— Ты не могла бы отдать мне мой пакет? — Он посмотрел на часы. — Я должен идти.

— Нет проблем, как скажешь.

Мэг направилась к барной стойке. Он смотрел ей вслед, глядя, как покачиваются ее ягодицы.

Мэг была симпатичной. Безусловно, она заслуживала лучшей участи. Во всяком случае, чего-то большего, чем двух-трех быстрых перепихонов с ним в подсобке.

Без сомнения, она рассчитывала на более официальное продолжение отношений. Настоящие свидания, может быть, даже цветы? Все люди надеются более-менее на одно и то же: создать семью, обзавестись детьми, улучшить свою участь. Держать все в своей жизни под контролем.

Сет вдохнул запах собственного холодного пота, пропитавшего куртку изнутри.

Под контролем, да. Самая идиотская из всех иллюзий.

— Вот, — сказала Мэг, возвращаясь. — Все, как ты просил: три термоса кофе из «Старбакс», десять картонных стаканчиков, разные вкусности, ложечки, сахар. Я взяла на себя смелость добавить несколько пакетиков сахарина для анорексичной старлетки — надеюсь, ты скажешь Перл, что это от меня, — и, конечно, салфетки. Твой заказ полностью выполнен.

И она протянула ему плотный бумажный пакет.

— Забавно, что руководство шоу попросило именно тебя…

— Я ничего об этом не знаю, Мэг.

— Что, никто другой не мог отнести все это участникам?

— Может быть, это надо было сделать побыстрее. Извини, я пошел.

Сет перехватил пакет поудобнее, прижав к животу, и направился в сторону туалетов.

— До скорого, — бросила Мэг ему вслед.

Он не обернулся и ничего не ответил. Она уже не была частью его мира. Он деревянной походкой пересек бар и оказался под светящимися буквами туалетов. По дороге он сбил с ног девицу в бейсболке Von Dutch, но даже не обернулся в ответ на ее проклятия.

— Успокойся, дорогая, — сказал молодой человек, помогая ей подняться. — Очевидно, это один из тех наемников, что недавно вернулись из Ирака. Их наняли сюда охранниками…

Затем все голоса слились в общий глухой шум. Сет перешагнул бархатный шнур, преграждавший вход в мужской туалет. Внутри у него все сжалось, когда он коснулся дверной ручки. Он открыл дверь. Помещение за ней было абсолютно темным.

Та была здесь.

Ждала его.

Сет вошел и закрыл дверь за собой.

Темнота.

Абсолютная темнота, как некогда — в чулане под лестницей. Это было единственное, что приходило ему на память.

Он был маленький, и мама его заперла. Снова.

Однако мама не была злой, и он не был виноват. Просто иногда у нее были… приступы, вот и все.

Палас пружинил у него под ногами. Ноздри подрагивали, втягивая густой влажный воздух. Насыщенный запахом его собственной мочи. Он всегда писался в этом чулане. Моча стекала по ногам на небольшие половички, которые мама отрезала от рулона коврового покрытия, чтобы защитить пол.