Миша заклеивает в конверты благодарности.

Бумаги совсем задавили замполита.

Я: Все-таки главная наша работа — на AЭC, а не в лагере.

Замполит: Ошибаешься! Я тоже так думал поначалу…

Из рабочего блокнота командира взвода

радиационной разведки

0,3 мР/ч. Лагерный фон

В лагере уровень был 0,3 миллирентгена в час.

Как-то — солнышко призакатное — сошлись после работы я, Володя — командир 3-го взвода, еще кто-то.

Стоим, треплемся расслабленно.

Ну, и курим.

Подходит Андрей — замполит[22]роты, тоже становится в кружок.

Вытягивает пачку, чтоб закурить, и сигарета выскальзывает вниз — наземь.

Белая — то есть с фильтром — сигарета. Импортная.

Дефицит. (Курево всегда дефицит в местах вроде Чернобыля.)

Белая заманчивая сигарета с фильтром валяется у наших сапог.

А мы на нее смотрим — офицеры радиационной разведки…

Замполит наклоняется, поднимает ее, обдувает и закуривает.

Все остальные — каждый про себя — вздыхают с облегчением: а то добро пропадает… Уровень-то в сравнении с нашими рабочими — игрушечный; обдуть от пыли — ничего не будет, тут всего лишь пара десятков нормальных уровней…

…«Быстро поднятая сигарета не считается упущенной»…

0,3 миллирентгена в час. Лагерный фон.

Появился в моей роте рядовой Шапиро.

Среднего роста, темноволосый, кругловатое лицо, карие большие, чуть навыкате глаза. Рядовой как рядовой. Ничего особенного.

Но это — для меня.

Это для меня — ничего особенного.

Потому что через недельку подходит ко мне особист — представитель в батальоне Особого отдела (по борьбе со шпионажем и политической неблагонадежностью вообще) — и интересуется: а как Шапиро?

Да:., никак, в общем-то. Обыкновенно. А в чем дело?

Да ни в чем, в общем-то… А как он работает? О чем разговоры ведет? Не стремится ли особенно в разведку попасть? Все вокруг да около, все «Шапиро» да «Шапиро», как будто намекает на что-то, о чем я знаю…

Ну, отвечаю, работает обыкновенно, разговоры… ну, обыкновенные — нормальный парень, короче; пока на АЭС работает…

Ну и ладненько, и пусть на АЭС работает, а в разведку его не берите.

Ладно, не возьмем, отвечаю ему, озадаченный…

Чего это особист к новичку Шапиро прицепился?

— Так Шапиро ж — еврей! — с ходу разрешил эту шараду замполит. — Потому что — Шапиро!

И действительно — Шапиро… Уродись с такой фамилией…

Чуть что — Шапиро! А что — Шапиро? Призвали Шапиро — Шапиро и пришел. А теперь начинается — не такой… Домой тогда отпускайте.

…А вот если б, не дай боже, Шапиро пришел сюда ДОБРОВОЛЬЦЕМ — ой-ой-ой, вот тогда б я ему очень круто не позавидовал!

Тогда б он очень долго особисту объяснял, с чего это он любовью к родине воспылал — и к какой именно родине…

Представьте:

Вы сидите в опере.

В партере.

Музыка — божественная.

На громадной сцене — богатое действо.

Дирижер во фраке.

Люстра под сводом зала.

Строгие костюмы мужчин. Роскошные туалеты дам.

Поблескивают, переливаясь, драгоценности. Обнаженные плечи.

И — благоухание! — тончайшие, нежнейшие арома…

…и тут вы ощущаете, что кто-то — pardon, и еще раз, и еще раз pardon — ПОДЛО НАБЗДЕЛ («Лучше громко перднуть, чем подло набздеть», — говаривала пацанва у нас во дворе), и вредоносный агент невидимо распространяется по рядам партера — обнаженные плечи, блеск драгоценностей, строгие сюртуки мужчин…

Какая там музыка, какая, на фиг, драма!

Но не шевельнется выдержанная публика, и взоры все так же устремлены (но несколько более напряженно) на сцену… Да кто ж это сделал? Уж не этот ли сосед слева, ишь как потеет, мерзавец… На дам и думать страшно… Машет палкой дирижер… Или этот спереди — шея краской заливается… Ч-черт! это ж и на меня могут подумать! Кидает в жар — и сам неудержимо начинаешь краснеть как помидор…

Именно такой эффект произвели несколько простых слов:

— В ЦРУ знают радиационную обстановку в Чернобыле.

Простые слова сказал простой невыразительный человечек — особист. Представитель «Особого отдела» — контрразведки, армейского КГБ[23]— в батальоне.

А перед ним сидим мы, офицеры батальона радиационной разведки, два десятка человек, которые как раз эту самую обстановку и «делают»; сидим рядами на грубо сколоченных лавках, кепи держим на коленях или в руках…

— В ЦРУ знают радиационную обстановку в Чернобыле.

И тонкий душок предательства пополз по комнате… А как иначе могло быть, когда в помещении с ограниченным числом людей говорят: «Среди вас есть предатель»?

Зависла тишина. Густая, заряженная, насыщенная тишина.

Среди нас должен быть предатель.

Шпион…

Происходит эта «опера» в 35 километрах от Чернобыльской имени Ленина АЭС, в ленинской же комнате батальона разведки — длинной палатке-бараке.

Лето 1986-е от Рождества Христова.

Еще не построен саркофаг, пролом реактора зияет на весь мир черной дырой, и в жаркую погоду поднимаются уровни радиации по ветру от 4-го развороченного блока… А перед нами стоит особист, который видел АЭС только в телевизоре (если видел), и намекает нам… да что там намекает — прямо утверждает! — «Среди вас есть предатель»…

— В ЦРУ знают радиационную обстановку в Чернобыле…

И в наступившей тишине каждый думал одно и то же: «Ч-черт! Это ж и на меня могут подумать…»

Не скажу, сколько она тянулась, эта пауза -