Помогаю ему принять удобное положение, поддерживаю его голову, чтобы ему легче было дышать, кладу ее себе на колени. Голос Томека тоже изменился, он стал хриплым, страшным – таким же, как в 2015 году, когда он сорвался в трещину. Он звучит так, будто доносится из другого мира. Томек хочет пить, мучительно пытается проглотить слюну. Воды у меня нет. Уже сутки прошли с тех пор, как мы допили все из своих бутылок – еще когда были у вершины. Я кладу Томеку в рот немного снега. Снег тает, но вода стекает с губ. Я снова кладу снег ему в рот. Все повторяется, и я прекращаю. Том не может глотать. Солнце становится ярким, излучение очень сильное, я загораживаю собой покрытое ссадинами лицо Тома. Я стою на коленях, положив руку ему на плечо.

Я говорю с ним. Пытаюсь поддержать, говорю о чем-то еще, кроме спасательной операции.

– Томек, ты поднялся на вершину Нангапарбат, это ведь была цель всей твоей жизни. Ты сможешь написать книгу, мы все тебе поможем. Анна поможет, и я тоже.

– Да.

В этом году мы много раз говорили об этой книге. Я должна была помочь ему написать главы, посвященные нашей с ним истории. Мы пообещали друг другу, что сделаем это. Он даже придумал название: «Czapkins Life», «Кепкина жизнь». «Czapkins» по-польски значит «кепка», такое у Томека было прозвище. Он всегда, в любую погоду носил кепку. «Life» – не одна жизнь, а все, которые он уже прожил. Маленький мальчик, живущий в лесу с бабушкой. Несчастный подросток в городе, среди бетона и асфальта. Взрослый, ставший наркоманом. Он прошел курс реабилитации в Польше, в центре Монар. Потом снова вернулся к наркотикам, и у него едва не случился передоз. После очередного курса реабилитации он вышел из клиники и во время путешествия в Индию открыл для себя Гималаи, начал ходить под парусом и женился на Джоанне, у них родилось двое детей – Макс и Тоня. Вместе с Мареком Клоновски Томек увлекся скалолазанием, и вскоре это стало для него больше, чем хобби. В 2008 году они вместе с Мареком почти за сорок дней покорили все самые большие ледники мира между Юконом и Аляской, совершили восхождение на гору Логан (5959 метров), самую высокую точку Канады. Затем в 2009 году он в одиночку поднялся на Хан-Тенгри (7010 метров) в горах Тянь-Шаня в Казахстане. Он уехал работать в Ирландию, вернулся в Польшу, встретил Анну. У них родилась дочь Зоя. Втроем они переехали в Ирландию. В 2010 году Томек открыл для себя Нангапарбат и его покровительницу, Богиню, которые стали особым предметом его духовных поисков. В декабре, перед самым вылетом в Исламабад, в интервью одному польскому изданию он признался: «Эта гора никогда не оставит меня в покое». Итальянскому журналисту он сказал, что, проведя на Нангапарбат шесть зим подряд, уже чувствует там себя как дома. Еще он говорил о странной связи, которая возникла между ним и этой горой, о желании довести этот проект до конца, о духовном росте, который для него важнее любых рекордов.

Я злюсь на собственное бессилие. Я говорю с ним, успокаиваю, но в душе чувствую пустоту. Жду новостей от Людовика. Предложение спускаться одной мне не подходит. Я не могу его принять. Между Томеком и мной очень сильная, живая связь. С первой же встречи на Нангапарбат между нами возникло необъяснимое притяжение. Может быть, противоположности притягиваются? Мы с ним совершенно не похожи. У нас разные физические данные, разное отношение к жизни. Как и ему, мне нравится подниматься на большую высоту, я люблю проникаться духом этих мест, но я не чувствую с Нангапарбат того единения, которое Том испытывает с покровительницей горы, Богиней. Том аутсайдер, он восхищается покорявшим Гималаи польским альпинистом Ежи Кукучкой. В горы он отправляется с рюкзаком, набитым мечтами, а не вещами, имея в активе стальные нервы, а не интенсивную физическую подготовку и соблюдение ограничений, необходимых любому спортсмену. Его дух свободен, меня восхищают духовные искания, которые приводят его на Нангапарбат. Я не всегда понимаю, что он делает. Моменты воодушевления сменяются периодами, когда он проваливается в бездну депрессии. Отказывается участвовать в восхождении, потом снова с головой ныряет в проект. Это что-то вроде настоящей зависимости. Как будто Нангапарбат для него отдушина, свобода, и в то же время тюрьма!

По физическим параметрам мы полная противоположность друг другу. Томек гораздо тяжелее, шире в кости – вес 80–85 килограммов, рост 1,70 метров. Он удивительно крепок и вынослив, у него большой запас сил. Я гораздо меньше: рост 1,56 метров, в начале экспедиции вес 48 килограммов, а в конце он часто снижается до 40 килограммов. Мой организм быстро сжигает лишний вес, который я стараюсь набрать перед экспедицией.

В горах Томек ест мало, целую неделю может провести в медитации когда почти ничего не ест, а вот я не могу отказывать себе в еде. Я ем за двоих! Чем выше мы поднимаемся, тем больше я ем. Еда успокаивает меня, это один из показателей, за которыми я слежу. Если я не очень хочу есть, это может означать, что акклиматизация проходит не очень гладко.

Кажется, Томеку никогда не бывает холодно, он редко надевает шапку и перчатки. А мне приходится надевать много одежды, слой за слоем. Я мерзлячка и гораздо более требовательна к одежде, люблю комфорт.

Томеку нравится идти не спеша, то ускоряясь, то замедляясь. Я же люблю скорость и могу долго идти в быстром темпе. Перед экспедицией Томек очень мало тренируется. «Зачем бегать, пока в глазах не потемнеет?» – часто говорит он мне, смеясь. Еще он курит, и ему это нравится. В этом году он впервые прислушался ко мне: в Ирландии, по вечерам после работы, он тренировался и, самое главное, бросил курить.

Я, напротив, ничего или почти ничего не оставляю на волю случая. Готовлюсь, все просчитываю, тренируюсь, как профессиональный спортсмен, разрабатываю протоколы безопасности.

А еще мы очень по-разному относимся к безопасности во время экспедиции. Томек полагается на помощь Богини. А мне необходимо все рассчитать, изучить маршрут, во всех подробностях представить себе, что и как будет, хотя, начав восхождение, я во многом доверяю своей интуиции. Я чувствую, где находится главный отрезок маршрута, как пройти сквозь туман или ледяной лабиринт. Я представляю себе и запоминаю детали рельефа, очертания ландшафта и могу вернуться по пройденному маршруту и ночью, и в тумане.

В нашей связке я чаще иду первой. Мне нравится искать проход, прикидывать, как идти дальше. Я никогда не теряюсь, и мне почти никогда не бывает страшно. Все потому, что я заранее изучила все варианты отступления на случай, если придется возвращаться, не добравшись до цели. Заранее рассчитала, сколько дней мы можем провести наверху, сколько понадобится времени, чтобы достичь вершины и спуститься вниз, и все это с поправкой на ветер.

Том никогда не интересуется прогнозом погоды, он вообще не переживает по этому поводу. Он уверен, что Богиня присмотрит за ним. Том движется в ритме горы – так он говорит. Я же, наоборот, всегда узнаю, что сулят метеосводки, чтобы знать, к чему готовиться. Том знает, что может провести несколько дней на высоте, дожидаясь, когда погода успокоится и можно будет идти дальше. Он медитирует, обращается к ресурсам, таящимся в глубине его души. Том уверен, что готов к встрече с метелью, сможет забиться в ледяную пещеру и сидеть там, пока не наступит затишье, – он так уже не раз делал. А мне просто необходима ежедневная метеосводка, которую присылают Жан-Кристоф или Людовик. Иначе я не буду чувствовать себя спокойно. Мысль о том, что из-за плохой погоды или из-за обрушившегося серака[8] можно застрять на высоте более 6000 метров, пугает. Непредвиденная остановка на гребне, на большой высоте, также означает напрасный риск и трату сил. Я всегда стараюсь беречь энергию, расходовать ее как можно экономнее, на случай, если погода вмешается в наши планы.