Алешка помолчал. А потом спросил:

– А эти фунты, они большие?

– Больше долларов.

Он вздохнул.

– Фунтики всякие мне не нужны. А полетать, Дим, очень хочется. Над березовыми и лыковыми рощами. Давай, а? А потом в Англию слетаем. За премией.

Здорово придумал. Будто эти лебединые крылья уже у него в кармане джинсов. А ведь прежде чем крылья сделать, надо сначала их чертежи найти. Которые опять затерялись. Или кто-то уже раньше нас их нашел.

Но вот кто? И зачем?..

Мы вышли из музея и сели на скамеечку в тени цветущей липы. Над нами нежно шелестела листва и трудолюбиво жужжали пчелы.

– Любишь липовый мед? – спросил я Алешку.

– А то! Только я его ни разу не ел.

Веселый у меня братишка. Он и летать на крыльях очень любит. Только ни разу не летал.

– Дим, давай рассуждать, как папа.

– Это как?

– Постепенно. Кто мог утащить этот рисунок? Или Шишкин, или Мишкин. Так? Ведь больше в музей никто не ходил.

– Мы с тобой, – напомнил я. Раз уж рассуждаем «постепенно».

Алешка уставился на меня с подозрением. Но тут до него дошло, что мы с ним об этом рисунке ничего еще не знали.

– Майор Шишкин, – твердо сказал я, – вне всяких подозрений.

– Это почему? Потому что в Олечку влюбился? Портретики ее рисует?

– Потому что он работник милиции.

Алешка вздохнул:

– Работники милиции тоже всякие бывают, сам знаешь.

– А зачем ему эти крылья? – привел я еще один довод в защиту бедного Шишкина.

– Как зачем? Будет бесшумно летать над своей территорией, наблюдать за порядком.

– Ерунда это твое «постепенно»! Шишкин мог бы просто этот рисунок у Ольги попросить. Да он о нем и не знал.

– Тогда все ясно! Это Кистинтин Мишкин! Он мне сразу не понравился. «Туда-сюда».

– А ему-то зачем? Он же рожденный ползать.

– Ну и что? – Алешка в недоумении похлопал ресницами.

– «Рожденный ползать летать не может».

– У! Здорово ты сказал, Дим. Кто тебя научил?

– Так, один классик.

– Одноклассник?

– Хорош! – отрезал я. У него никогда не знаешь – он придуривается или дурака валяет. – Незачем Мишкину чертежи красть, он читать-то только вчера научился.

– А тогда кто? – Алешка всерьез задумался.

– Слушай, а если это Максимыч?

– Ты что! На фиг ему надо! Он небось и без крыльев летать может. Туда-сюда... Знаешь, Дим, я думаю, нужно за ними наблюдение установить...

– Как папа за подозреваемыми?

– Точно! Ты будешь следить за Мишкиным, а я – за Шишкиным.

Мне стало смешно. Ну ладно – Мишкин, а вот как следить за майором милиции? Да еще в городке, где коз больше, чем жителей.

– Запросто! Я, Дим, скажу, что мне в гостинице не нравится жить – очень комаров много. И попрошусь жить у Шишкина. Он добрый, он меня пустит.

Не знаю, чего в нем больше – ума или нахальства? Поровну, наверное.

Я Алешке ничего не сказал. Мне даже было интересно послушать, как он станет навязываться в постояльцы к доброму Шишкину. Но послушать не пришлось. В тот же день подозрение с Шишкина упало. Упало прямо на другого человека. Да не на одного...

Когда мы подошли к гостинице, туда как раз подъехали на «уазике» полковник с майором.

– Обедали? – спросил нас папа.

– Нет, – ответил я.

– Мы голодные, как два волка, – добавил Алешка.

– А мы – как два крокодила, – сказал папа. – Но нам надо немного поработать, у нас в номере. Так что погуляйте еще часок, а потом вместе пообедаем. Годится?

– Ладно, – согласился я.

– Только мы в машине посидим, – поставил условие Алешка.

– Не возражаю, – сказал майор Шишкин и предусмотрительно забрал ключи от машины.

– Не доверяете? – обиделся Алешка.

– Доверяю. Но у меня привычка такая.

– Хорошая привычка, – одобрил папа. – Особенно когда приходится общаться с моими детьми.

Они ушли в гостиницу, поработать («Небось пиво будут пить, – заявил Алешка. – Знаем мы эту работу…»), а мы забрались на заднее сиденье и устроились поудобнее.

Солнышко пригревало, но машина стояла в густой тени дерева и в ней было не жарко и не душно, только чуть попахивало бензином. Но нам, городским жителям (дети асфальта, называет нас папа), этот запашок был привычен и даже приятен.

– Жалко, он ключи не оставил, – пробормотал Алешка, – съездили бы на речку, искупались бы. Русалок половили бы. – И он откровенно зевнул.

Детство раннее, наверное, вспомнил, когда его заставляли спать после обеда. Обеда как раз и не было, но дремота на нас все-таки наползла. Я бы сейчас даже на речку не пошел, так меня разморило.

Но поспать нам не удалось. Бесшумно подъехала большая черная иномарка и коротко гуднула. Хорошо, что мы не подскочили, иначе не узнали бы кое-что интересное. А если бы не узнали, то еще неизвестно, чем бы кончились наши каникулы в Липовске.

На зов гудка из подъезда выскочил Кистинтин, дожевывая на ходу. Подбежал к иномарке и склонился к окошку. Нам было хорошо видно, а нас было видно плохо – мы надежно скрывались за подголовниками передних сидений.

Вообще-то подслушивать мы не собирались: мало ли о чем может говорить швейцар с приезжим. Например, о цене «апарта́мента «люкс». Или о пиве в буфете. Но первые же слова разговора показались очень интересными.

– Сделал? – спросил приезжий тонким визгливым голосом.

– Так точно! Дело в шляпе.

– Давай сюда. – Из окна машины высунулась рука; на пальцах ее блеснули на солнце камешки перстней.

– Так это... говорю: в шляпе. Спугнули меня. Достать – достал, а вынести не успел. Там и спрятал.

– Идиот! – Человек в машине жутко рассердился. – Тебе за что бабки плачены? Такое простое дело за неделю не мог сделать.

– Так это... в доверие входил, ключик подбирал. Книжку в библиотеке выбрал. Надо ж все путем сделать, а не туда-сюда...

– Мне жаль, что с тобой связался. А точнее – тебя жаль. Немного...

– Сделаю. Нынче вечером и сделаю.

– Не сделаешь – я тебя сделаю. Так сделаю, что никто уже тебя не поправит. Никакой Айболит. Держи. – И рука подала Кистинтину что-то маленькое, похожее на мобильник. – Позвонишь сразу, как сделаешь.

Вот это фишка! Все сразу стало на свои места.

– А что за «козел» стоит? Ментовский? Что им надо?