Рылов пододвинул к нему фотографии:

— Они вам о чем-нибудь говорят?

— Ничего я не знаю, — заученно забубнил Алексей. — Отпустите меня в камеру.

— Нет, в камеру вам еще рано, — спокойно возразил Рылов. — Сначала вы ответите на все мои вопросы, расскажете правду, а потом уж пойдете размышлять наедине со своей совестью.

— Ничего я не знаю! — в глазах Алексея на мгновение блеснул злобный огонек, отчего лицо его приобрело свирепое выражение, но он быстро подавил в себе ярость, прикрывшись маской равнодушия, лишь нервные движения рук выдавали его.

Рылов в этот момент почему-то вспомнил показания Добровольской о том, как она выпроваживала сватов Копытовых, пришедших к ней вскоре после исчезновения Петренко.

Открылась дверь, и Копытов насторожился, но тут же втянул голову в плечи, стараясь не смотреть на вошедшего. Чернов неторопливо подошел к столу и поставил на него небольшой фанерный ящичек. Алексей отвернулся к стене, но взгляд его неудержимо тянулся к столу. Скосив глаза, Копытов увидел, что прокурор держит в руках гипсовый слепок такого знакомого ему лица.

— Узнаете?

В глазах у Копытова мелькнуло что-то непонятное, и сразу же его заросшее лицо перекосилось в судороге.

— Узнаю, — выдавил он из себя. Он больше не мог справиться со страхом.

В кабинете воцарилось тягостное молчание. Наконец его нарушил прокурор:

— Ну, теперь, Копытов, вы понимаете, что мы вас не обманывали. Останки Петренко мы действительно нашли, и специалисты по черепу восстановили его лицо. Вы не поверили фотографиям, но вот перед вами слепок лица, — Рылов на минуту умолк. — А вот и другие неопровержимые доказательства, которые говорят о том, что убийство совершили именно вы и ваш отец. При обыске у вас в доме в числе других видов оружия были изъяты сапожный нож и обоюдоострый кинжал. На гимнастерке убитого Петренко остались следы от колющих ударов, и криминалистическая экспертиза дала заключение — правда, не категоричное, обманывать вас не буду, — что следы на гимнастерке оставлены двумя различными экземплярами колюще-режущего оружия, сходного по форме и размерам с изъятыми у вас ножом и кинжалом.

Прокурор снова умолк и в упор посмотрел на Копытова, который обхватил голову руками и, казалось, не слышал Рылова. Но тот, не обращая внимания на состояние Копытова, продолжал ровным, бесстрастным голосом:

— Однако мы пошли дальше. По нашему постановлению лаборатория судебной экспертизы провела электрографическое исследование следов, оставленных на гимнастерке. Такое исследование дает возможность установить, каким предметом был нанесен удар: деревянной или металлической палкой, камнем или кастетом; если ножом, то каким именно, вернее сделанным из какого металла. Так вот, я повторяю, в числе прочего оружия у вас было изъято два ножа: сапожный, изготовленный из железа и покрытый ржавчиной, и кинжал из нержавеющей стали, покрытый никелем. После исследования их формы и размеров появились основания полагать, что удары были нанесены именно этими ножом и кинжалом. Тогда было решено провести электрографическую экспертизу. Ее принципы основаны на том, что при соприкосновении металлического предмета с тканью на ней остаются мельчайшие частицы металла. Растворив эти частицы в электролите с помощью тока, ионы металла переносят на фотобумагу. Полученную электрограмму обрабатывают специальными химикатами и фотографируют.

Рылов подошел к столу и взял несколько фотографий:

— Вот, взгляните. Ярко-зеленое окрашивание электрограммы свидетельствует о наличии вокруг разреза на гимнастерке невидимых простым глазом ионов железа и его окиси, или ржавчины, а лиловое окрашивание — о наличии ионов никеля. Причем эксперты сделали интересные сопоставления: там, где по форме разрез похож на след от удара сапожным ножом, обнаружены ионы железа, а там, где разрез похож на след кинжала, обнаружены ионы никеля.

Копытов-младший с какой-то лихорадочной жадностью уставился на фотографии. Казалось, он хотел испепелить их взглядом. И в этот самый момент Рылов, глядя на Алексея в упор, задал ему вопрос:

— Вы каким ножом наносили удары?

— Я не хотел, — прохрипел Копытов-младший. — Дайте закурить...

Давясь дымом, он торопливо, словно стараясь освободиться от гнетущей его тяжести, начал рассказывать. Он говорил, что не хотел убивать, что все сделал отец. Алексей подробно описал события того кошмарного дня...

17

Накануне отъезда Николай Петренко до позднего вечера был у Марии Добровольской. Пришел радостный, в приподнятом настроении. В избе Копытовых к этому времени на столе уже стоял обильный ужин: дрожа, поблескивал холодец, дымились крупные куски свежего душистого мяса, желтели маринованные грибы, ярко алела моченная с сахаром брусника, и над всем этим, возвышаясь, мутнела трехлитровая бутыль первача. Николай, не пристрастившийся к водке даже на Чукотке, сел за стол с явной неохотой.

— Чего хмуришься? — спросил его старик. — Али не ндравится угощение?

Чтобы сгладить неловкость и не обижать хозяев, Петренко опрокинул в себя стакан теплой вонючей жидкости и, заглушая отвращение, потянулся за брусникой.

— Вот это по-нашенски, — довольно хохотнул Копытов-старший и, подмигнув сыну, опять наполнил стакан Николая. — Пей, не жалей! Гуляй, работнички! Заслужили.

Постепенно перед глазами Николая разлился вязкий туман, который обволакивал сознание пеленой безразличия. Движения его стали замедленными, вялыми. Ему уже казалось, что старик Копытов льет стакан за стаканом не в красный косматый рот, а куда-то под бороду, прямо в свое ненасытное нутро. В избе становилось душно. На стене напротив стола смрадно пылал язычок керосиновой лампы. Откуда-то издалека до Николая доносилось монотонное гудение Копытовых, но до сознания доходили лишь отдельные слова.

— Зачем тебе, паря, столько вещей, одному-то? — спрашивал старик. — За доброту нашу да за гостеприимство, за хлеб-соль поделился бы с нами. Или барахлом энтим чужих стариков будешь ублажать? Продал бы его нам. Деньги тебе, поди, ох как на свадебку понадобятся...

— Соглашайся, — подпевал Алексей с другого боку. — Батя тебя озолотит. Песочек у нас еще имеется, так что соглашайся, на будущее рассчитывай. Не хочешь деньгами — бери, земеля, золотишко.

С трудом дошел до Николая истинный смысл этих просьб. Покачиваясь, он поднялся на ноги и, нависая над столом, сразу отрезвевшим голосом сказал как отрезал:

— Да будь у меня золото, я бы сдал его на пользу страны, что и вам советую.

Копытовы испуганно пригнулись над столом, как бы уменьшаясь в размерах, а Николай продолжал:

— А вещички? Вещички мне самому не нужны, хочу стариков своих отблагодарить, хотя они не особенно охочи до подарков. Да и в деревне у нас сейчас много вдов и сирот, так что все сгодится. А