Показания других свидетелей Манзоев читать не стал.

Установив несколько фактов, когда Манзоев честно, по-человечески поступил по отношению к своим коллегам — работникам торговли, допустившим ошибку, Плугов пришел к выводу, что недостача у Манзоева, видимо, действительно следствие его халатного отношения к своим обязанностям. Скорее всего, она возникла от того, что Манзоев, будучи нетрезвым, небрежно принимал продукцию: выписывая квитанции на закупку, завышал количество принятой продукции.

Изложив все это прокурору области, Плугов заявил, что можно считать следствие законченным и направлять в суд дело по обвинению Манзоева в халатном отношении к своим служебным обязанностям.

— А вы, Георгий Александрович, окончательно убедились в том, что здесь нет хищения? — спросил Чувилев.

— Знаете, Матвей Константинович, у меня были кое-какие сомнения и остались, но они не нашли фактического подтверждения. Факты говорят обратное. Манзоев несколько раз вполне мог присвоить продукты, воспользовавшись оплошностью некоторых продавцов, но он не сделал этого.

— Может быть, Манзоев был настолько добреньким, что признавал любое требование продавцов?

— Иногда продавцы и не требовали, а Манзоев сам, обнаружив их ошибки, проводил у себя снятие остатков, а после обнаружения излишков на складе проверял магазин или ларек и выявлял недостачу в том же размере и ассортименте, как и излишки на складе.

— И это все в течение проверяемого периода?

— Нет, это случаи предыдущего времени. Ведь Манзоев работал заготовителем почти одиннадцать лет. Но, хотя некоторые из этих случаев довольно стары, они свидетельствуют о его честности, а торговые работники подобные поступки своих коллег помнят очень долго.

— А раньше он выпивал? — Чувилев решил уточнить другую сторону дела.

— Нет, выпивать он стал лишь в последний год.

— Что ж, если выпивки вошли в систему, то в результате он вполне мог допустить ошибки, которые и явились причиной столь крупной недостачи. Кстати, вы не уточнили, почему он стал тянуться к спиртному?

— Дело в том, что Манзоев, до этого примерный семьянин, сошелся с одной из продавщиц, Васиной. И семью бросить не мог, и эту женщину не оставлял. Раздвоенность в личной жизни и привела его к выпивкам. Я так считаю.

— А с Васиной у него были дела, связанные с передачей материальных ценностей?

— Были, но вся документация в исключительном порядке. Здесь придраться не к чему.

— В срок вы укладываетесь?

— Еще три дня в запасе.

— Да, долог путь до правды, — заметил Чувилев, давая понять, что разговор иссяк и он согласен с точкой зрения Плугова. — Что ж, Георгий Александрович, заканчивайте следствие.

Казалось, теперь Плугов мог быть спокоен. В установленный срок он разобрался с делом, казавшимся безнадежным. Обвиняемый полностью признал себя виновным. Осталось лишь ознакомить Манзоева с материалами следствия, и можно готовить обвинительное заключение и направлять дело, ставшее уже трехтомным, в суд. Но, несмотря ни на что, Георгия Александровича мучили какие-то сомнения. Все ли он сделал, чтобы докопаться до истины?

После посещения Кургатея и беседы с участковым у него возникла мысль о том, что Васина причастна к недостаче. Он запросил необходимые документы о ней. Оказалось, она работала завмагом в одном из небольших городков на Украине и привлекалась к судебной ответственности не за растрату «по молодости», а как организатор группы расхитителей. На оптовой базе постоянно составлялись фиктивные акты о недостаче товаров, поступающих от поставщиков. Тем самым создавались неучтенные излишки, которые Васина сбывала через магазин. Хищения приобрели крупный размах, о чем свидетельствовал восьмилетний срок назначенного Васиной лишения свободы. В Кургатее она появилась два года назад. Торговлю вела хорошо. Магазин был на отличном счету, всегда обеспечен всем необходимым. Появились у одинокой Васиной и поклонники из жителей деревни, но она никого к себе не подпускала. Лишь позднее сошлась с Манзоевым.

Все эти обстоятельства заставили Плугова с особой тщательностью проверить документооборот между магазином Васиной и складом Манзоева. Как и другие продавцы, она сдавала Манзоеву закупленные у населения мясо, яйца, зерно. План по заготовкам ее магазин всегда перевыполнял. Аккуратная Васина вела даже списки жителей, сдававших ей излишки сельскохозяйственной продукции. Плугов допросил некоторых из них, и все они подтвердили, что действительно сдавали продукцию. По спискам Плугов проверил оборот магазина за год, а по приходным документам Манзоева — расходы Васиной. Все совпадало, как говорится, тютелька в тютельку. Факты опровергали возникшее подозрение. Оставалась лишь одна причина недостачи: небрежное, недобросовестное отношение Манзоева к закупке продукции от населения.

Манзоев воспринял обвинение вполне спокойно. Позже, ознакомившись с делом, он не стал заявлять никаких ходатайств, только поинтересовался, какое его ждет наказание, и, получив ответ, успокоился.

Итак, можно было садиться за составление обвинительного заключения. Срок, установленный для следствия, подходил к концу. Однако неясные сомнения не покидали Георгия Александровича. Какое-то шестое чувство подсказывало ему, что он еще не все сделал или что-то сделал не так. По опыту он знал, что, если в конце расследования не приходит удовлетворение от проделанной работы, значит, следователь не прошел еще весь путь, ведущий к правде. Подобное у него уже бывало.

Погасив в пепельнице очередную сигарету, Плугов твердо решил, что сядет писать обвинительное заключение завтра, а сегодня еще раз просмотрит всю первичную документацию по делу о недостаче у Манзоева. Она была подшита в отдельном томе. «Если все же недостача возникла в результате хищения, то где-то какие-то отклонения в документах должны быть», — размышлял Плугов.

Едва поужинав, Георгий Александрович вновь углубился в документы. Квитанции, квитанции, фактуры, накладные... «Где-то что-то должно быть, какое-то отклонение», — сверлила голову неотвязная мысль. Но ничего не было. Ни в содержании, ни в форме документов. Квитанции, накладные, фактуры не вызывали сомнений даже у него, опытного криминалиста, хотя некоторые из них Плугов рассматривал с помощью лупы, а также в проходящем и косо падающем свете.

Вот перед ним фактура о передаче из подотчета Васиной в подотчет Манзоеву 25 центнеров пшеницы на сумму 700 рублей. Документ как документ. Второй экземпляр, изъятый в бухгалтерии райпотребсоюза, идентичен первому, написаны они под копирку. Ничего подозрительного. Но что это? Почему зерно сдано ранней весной? В такое время у сельских жителей не бывает излишков зерна. Может, это исключительный случай? Плугов снова начал перелистывать бумаги, сравнивая накладные Васиной с накладными других продавцов. У тех размеры заготовок, сделанных поздней осенью, зимой, весной и летом, значительно колебались. Это вполне объяснимо. Например, какой хозяин будет забивать скотину весной, если она уже перезимовала и вот-вот перейдет на подножный корм? Обычно