Джули заглянула в клетку и прокудахтала:

— Привет, Фло! Добрый день, Бонни! Выходите, мои малютки!

Клетка была слишком маленькой для Джули. Размером с конуру для небольшой собаки. Но разве это остановило Джули Бейкер? Нет. Она опустилась на корточки и пролезла внутрь. Куры, кудахча, повыскакивали наружу, и очень скоро заполнили весь двор, а от Джули остались только ее перепачканные туфли.

Но вот слышали мы многое. Она что-то делала в клетке, продолжая петь:

— Мне не нужны ни деньги, ни удача, ни известность. У меня есть все, о чем только можно мечтать. Ты спросишь, почему мне так хорошо? Благодаря моим девочкам. Моим ма-а-аленьким девочкам...

Я уже больше не искал птицу с самой большой красной нашлепкой на голове. Я не сводил глаз с туфель Джули Бейкер, пытаясь понять, как можно быть такой счастливой, когда у тебя все туфли в курином помете.

Гэррет вернул меня на землю.

— Здесь только куры, — сказал он. — Посмотри.

Я перевел взгляд с туфель Джули на птиц. Сперва я их сосчитал. Одна-две-три-четыре-пять-шесть. Да и как можно было забыть, что у нее вылупилось шесть цыплят — это же рекорд школы. Об этом, наверное, вся страна знает.

Но я не совсем понял, что Гэррет имел в виду. Да, здесь только куры, но что это значит? Я не хотел, чтобы он снова разозлился на меня, но все равно я ничего не понимал. Наконец я решился:

— То есть петуха тут нет?

— Совершенно верно.

— А ты откуда знаешь?

Гэррет пожал плечами.

— У петухов всегда напыщенный вид.

— Напыщенный вид?

— Точно. И к тому же у них у всех одинаковые перья. И эти красные нашлепки тоже. — Гэррет кивнул. — Ага. Тут, определенно, только куры.

Вечером отец спросил у меня, накручивая макароны на вилку:

— Ну, сынок, миссия выполнена?

Я улыбнулся ему и тоже принялся за макароны.

— Угу, — ответил я, выпрямляясь, чтобы доложить новости. — У нее только куры.

Папа отправил макароны в рот.

— И?

Я понимал — что-то не так, но что именно? Я постарался приклеить улыбку к лицу, говоря:

— И что?

Папа положил вилку и посмотрел на меня.

— Она так и сказала? Только куры?

— Ну, не совсем.

— Так что же точно она сказала?

— У-уу... вообще-то она ничего не сказала.

— В смысле?

— В том смысле, что я пошел и посмотрел сам. — Я старался, чтобы ответ прозвучал так, словно я совершил настоящий подвиг, но папа не купился.

— Ты не спросил?

— Мне не пришлось. Гэррет много знает о курах, так что мы просто пошли и посмотрели.

Линетта закончила топить в соусе свои три с половиной макаронины, потянулась за солью и ухмыльнулась, глядя на меня.

— А ты трус.

— Линетта! — воскликнула мама. — Не груби.

Линетта поставила солонку.

— Мама, он шпионил. Ты понимаешь? Он пошел к дому Бейкеров и подсматривал через забор. И ты хочешь сказать, что тебя это совсем не волнует?

Мама повернулась ко мне.

— Брайс? Это правда?

Теперь на меня смотрели все, и нужно было спасать положение.

— А что такого? Вы ведь просили меня выяснить про кур, вот я и выяснил!

— Трус-трус-трус! — прошептала моя сестра.

Папа по-прежнему не ел.

— И ты выяснил, — произнес папа, тщательно взвешивая каждое слово, — что у Джули только... куры.

— Точно.

Папа вздохнул, намотал макароны на вилку, отправил их в рот и жевал целую вечность.

Мне казалось, что я тону, только я не понимал, почему. И я решил исправить ситуацию:

— Получается, вы можете смело есть эти яйца, но я к ним не притронусь, даже не просите.

Мама ела салат и по тому, как она переводила взгляд с папы на меня и обратно, я понял, что она чего-то ждет от него. Но поскольку папа молчал, она спросила:

— Это почему?

— Потому что... ну... не знаю, как бы помягче сказать.

— Просто скажи, — резко бросил папа.

— Потому у них весь задний двор завален навозом.

— О господи! — воскликнула сестра, отбрасывая вилку.

— Ты имеешь в виду куриный помет? — спросила мама.

— Ага. И не в одном специальном месте. Им весь двор завален. Куры просто ходят по этому и...

— О господи! — стонала Линетта.

— Но это правда!

Линетта поднялась:

— И вы хотите, чтобы я после этого продолжала есть?

Не дожидаясь ответа, она вышла из столовой.

— Линетта, но ты должна что-то съесть, — крикнула ей вслед мама.

— Нет, не должна! — прилетел ответ из комнаты. А через секунду Линетта заглянула в столовую и добавила: — И не жди, что я буду есть эти яйца, мама. Слово «сальмонелла» тебе ни о чем не говорит?

После этого Линетта снова нас покинула, а мама повторила:

— Сальмонелла.

Она повернулась к папе.

— Как думаешь, у них может быть сальмонелла?

— He знаю, Пэтси. Меня больше волнует, что наш сын трус.

— Трус! Рик, пожалуйста. Брайс не такой. Он замечательный мальчик, который...

— Который боится девочки.

— Папа, я ее не боюсь, просто она раздражает меня!

— Почему?

— Ты знаешь почему! Она и тебя тоже раздражает. Она всегда перегибает палку!

— Брайс, я просил тебя победить свой страх, но вместо этого ты поддался ему еще больше. Если бы ты был в нее влюблен — это одно. Любви бояться можно, но это, это просто стыдно. Допустим, она много болтает и порой проявляет излишний энтузиазм, но что здесь такого? Подошел, спросил, получил ответ, ушел. Это же элементарно, бог ты мой!

— Рик... — произнесла мама. — Рик, успокойся. Он же узнал, что ты просил...

— Нет, не узнал!

— Почему?

— Он сказал, что у нее только куры! Конечно, у нее только куры! Вопрос был — сколько кур и сколько петухов.

Я почти слышал щелчок в голове и чувствовал себя полным идиотом. Неудивительно, что сейчас я был папе так противен. Я полный идиот! Конечно, они все куры! Гэррет вел себя как главный знаток кур, только на самом деле ничего он не знает! И зачем я его послушал?

Но было уже поздно. Папа был убежден, что я трус, и чтобы я победил свой страх, я должен был отнести коробку с яйцами обратно Бейкерам и сказать, что мы не едим яйца, или что у нас аллергия или еще что-то в этом роде.