Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От шоссе ответвлялась гравийная дорожка, и там, за ней, была ферма Макса.
Широкое поле огораживал зубчатый забор из старых досок; на дальнем краю поля стоял ярко-красный коровник. А в конце гравийной дорожки – дом Макса, большое жёлтое здание с белыми ставнями и верандой: она охватывала дом со всех сторон, и Макс очень любил под неё забираться.
Яркое солнце согревало золотистую шерсть Макса; небо было почти безоблачным. Желтоватая трава на лугу за домом мягко колыхалась на ветру.
Вид был прекрасный. Лучше некуда. Наконец-то он дома. Дома!
– Пришли! – гавкнул Макс и завилял хвостом, подскочил и радостно повторил: – Мы пришли! Мы пришли! – Почему же Чарли и Эмма не выходят встречать его? – Я дома! – сообщил лаем Макс.
И бросился вперёд во всю прыть своих лап. За спиной пёс услышал протестующий голос Крепыша:
– Эй, приятель, я не могу так быстро! – Но Макса заботило только одно: как можно быстрее проскочить во входную дверь, оказаться в убежище и обслюнявить с ног до головы Чарли и Эмму, пока они ласкают его и…
Но тут Макс замедлил бег и остановился посреди гравийной дорожки.
Что-то было не так.
На самом деле, что-то было совсем, совсем плохо.
Макс чувствовал запах коровника, но обычно он пах как-то по-другому: в воздухе витали знакомые ароматы бурёнок и сена, но они едва скрывали какую-то гнилостную вонь. Максу всегда казалось, что коровий дух – это запах тепла. Теперь он исчез, этот дух, даже следа его в воздухе не осталось.
Мычания не слышно. Куры не кудахчут, свиньи не хрюкают. На ферме, как и в лесу, как и на шоссе, совсем тихо. Непривычно тихо.
– Спасибо, что подождал меня, – задыхаясь, выпалил подоспевший Крепыш. – Я… Ух! Что это за вонь? Пахнет тухлятиной.
Сглотнув, Макс сошёл с гравийной дорожки в траву и поднялся по склону к забору. Заглянув в щёлку, он увидел лежавшую у двери корову и отшатнулся.
Она была мертва. Судя по запаху, остальные животные в коровнике тоже были мертвы.
Всего две недели назад он видел их всех: они стояли, жевали жвачку и со скучающим видом поглядывали друг на друга большими чёрными глазами. А теперь все они умерли.
Кто-то или что-то убило их, и они остались лежать здесь.
От тухлого запаха Макса затошнило, к глазам подступили слёзы. Пёс попятился от изгороди и, зажав хвост между лапами, вернулся на дорожку. Мёртвая корова и тёмный коровник, обычно полный мычания и птичьего гомона, а теперь совершенно беззвучный, скрылись из вида за склоном холма.
– Что случилось? – спросил Крепыш.
– Я не знаю, – прошептал Макс. – Я… – Сглотнув подступивший к горлу ком, лабрадор побрёл к дому. Солнце светило, дул лёгкий ветерок, дом выглядел таким же приветливым, как раньше. И тем не менее Макс чуял неладное.
Тишину нарушал только звук ступавших по гравию собачьих лап. Макс галопом поскакал по дорожке, потом свернул с неё на газон перед домом. Машины на обычном месте не было. Окна не светились. Но может быть, его люди спрятались внутри от какой-то неведомой опасности. Может быть, они ждут его там, за дверью…
Машина пропала.
Макс взлетел вверх по деревянным ступеням крыльца, подскочил к входной двери и, встав на задние лапы, подвывая и повизгивая, зацарапал когтями крашеное дерево. Он лаем звал по именам вожаков своей стаи: пусть они не поймут его языка, но будут знать, что он здесь.
Опустившись на все четыре лапы, Макс прошёлся по крыльцу; доски поскрипывали под его тяжестью. Он подпрыгнул и заглянул в окно, но в доме было темно.
– Я дома-а-а! – завыл пёс. – Чарли-и-и! Эмма-а-а! Я здесь! Я вернулся за вами!
– Гм, приятель…
Макс испуганно вздрогнул, потом оглянулся. Крепыш с трудом карабкался по ступеням крыльца.
– Они должны быть здесь, – жалобно скулил Макс. – Они должны быть дома.
Подойдя вразвалочку к своему товарищу, Крепыш ткнулся носом ему в шею.
– Эй, верзила, всё будет хорошо. Говорю тебе, все люди ушли. Мы теперь сами по себе, пока они не вернутся.
– Но почему они оставили меня? – В нос Максу снова ударила вонь от туши возле коровника, опять подкатила тошнота, и пришлось сглотнуть слюну.
– А я почём знаю, приятель, – вздохнул Крепыш. – Надо попасть внутрь и подкрепиться. По крайней мере, у нас снова есть дом.
Макс со вздохом поднялся на задние лапы, хвост у него безвольно болтался между лап, уши обвисли больше обычного.
– Пошли, – уныло кивнул он Крепышу и повёл его вдоль веранды. – Так можно обойти весь дом. Думаю, мы найдём способ пробраться внутрь.
– Отлично! – пролаял Крепыш. – Даёшь шарики!
Макс хотел было разозлиться на такса: его родные пропали, и корова мертва – но вынужден был признать, что в животе у него бурчит от голода. Провожая приятеля к заднему входу в дом, пёс рассуждал сам с собой: если машины нет, значит его хозяева куда-то уехали. Но они хотя бы в безопасности.
– Вот, – сказал Макс, когда оба пса оказались у задней двери. – Это вход на кухню. У двери есть нижняя половина и верхняя, видишь?
Крепыш уставился на белую дверь.
– Очаровательно, – ухмыльнулся он. – Можешь её открыть?
Макс подскочил и стукнул передними лапами в верхнюю часть двери. Она легко распахнулась. Опускаясь на все четыре конечности, лабрадор произнёс:
– Конечно могу. Защёлка никогда не работала.
Оба пса вместе подтолкнули к двери складной стул, и Крепыш с небольшой помощью Макса запрыгнул в открытую створку. Хозяин дома последовал за таксиком и тяжело приземлился на гладкий линолеум по другую сторону двери.
Крепыш уже обследовал территорию. Маленькая собачка небрежной походкой протопала из кухни в столовую, заглядывая в каждый уголок.
– Неплохо, неплохо, – нахваливал жилище Макса Крепыш. – Не так мило, как в моей старой норе, но в общем уютненько.
– Рад, что тебе понравилось, – проворчал Макс. – Готов закинуть в себя шариков?
Крепыш весело гавкнул:
– Ты ещё спрашиваешь, верзила!
Дверь в кладовую была приоткрыта, так что Макс легко оттолкнул её носом. Не успела створка распахнуться и наполовину, как Крепыш уже метнулся внутрь, предвкушая поживу и пуская слюни от нетерпения. Кладовка насквозь пропахла собачьим кормом – дух стоял мясной с примесью побелки. В глубине каморки виднелись два мешка: один вскрытый, второй запечатанный. Хотя открытый мешок был в три раза больше таксика, маленький пёс без труда повалил его и рассыпал угощение по пыльному полу.