Так вот, о странностях. Квартира, принадлежащая чете Арьере, днём оказалась совершенно незнакомой. По утрам-то Тильда видела только собственную спальню, да ещё ванную с гардеробом, в которых время вообще не определялось. Остальные же комнаты посещала исключительно по вечерам, потому как редко возвращалась домой до захода солнца. Наверное, поэтому сейчас мерещилось, будто она в чужое жильё вломилась. Не встреть её собственная привычно-нелюбезная горничная, точно бы решила, что дверьми ошиблась.

Но служанка скроила кислую физиономию, всячески демонстрируя своё недовольство неурочным появлением хозяйки. Вот и ещё одна странность, правда, не сегодняшняя, а всегдашняя, но всё же: и горничная, и кухарка, и даже приходящая девочка-поломойка встречали господина Арьере с искренним собачьим счастьем, в какое бы время он ни явился.

— Приготовьте мне чай, пожалуйста, и подайте в спальню, — попросила Тильда, снимая изрядно заляпанный жакет. И где только испачкаться успела? — Но очень вас прошу, пусть в этот раз вода будет горячей. Я на самом деле собираюсь выпить чаю, а не принять ванну. А вот молока не нужно.

— Чай без молока?

Служанка изумилась так, будто Тильда собралась есть мясо без ножа и вилки. Стоило бы, конечно, проигнорировать вопрос, но день выдался такой необычный. Госпожа Арьере развернулась к горничной, даже вперёд шагнула, разве что руки в бока не упёрла. Может, и стоило — для весомости. Ничего бы это не изменило. Как ни старайся, а челядь упорно считала её колонисткой. И по их глубокому, ничем непоколебимому убеждению все, кто в колониях умудрился родиться, были людьми дремучими, невоспитанными, с трудом освоившими ложку.

Только вот сказать Тиль ничего не успела, служанка её опередила.

— Вас в библиотеке дожидаются, — заявила горничная постно. — Чай всё равно в спальню подавать?

— Меня ожидают? — изумилась Тильда, даже в грудь себя пальцем ткнув.

— Вас, — медленно, как старая черепаха, кивнула служанка. — Дама заявила, будто госпожа Арьере ей требуется очень срочно. Я послала мальчика в ваш кабинет, но там сообщили, что доктор сегодня возвращаться не намеревалась. Тогда я связалась с домом вашего дяди…

— Я поняла. Несите чай в кабинет, — сдалась Тиль.

В нежданном визите некой дамы, которую горничная даже «госпожой» назвать не сподобилась, ничего удивительного, в общем-то, не было. Многие клиенты именно свою проблему считали наисрочнейшей, потому и дома не стеснялись беспокоить. Но очень уж сегодняшний визит оказался некстати. А как сказал утренний фабрикант: «Время — деньги!». И ещё репутация, что, конечно, важнее.

Правда, эта посетительница на клиентку никак не походила. Слишком молода — лет восемнадцать, может и меньше. Слишком уж неподобающе одета: юбка чересчур яркая, в красно-белую клетку, жакет короткий, шея открыта. И тяжёлые серьги больше бы подошли к вечернему платью. А губы барышни и вовсе оказались накрашены, да и румянец, пожалуй, не имел никакого отношения к прекрасному здоровью, смущению или жаре.

Но что и говорить, девушка была хорошенькой, даже очень. И всё то, что в обществе считали неуместным, а то и откровенно вульгарным, ей шло.

— Добрый день, — улыбнулась дама, жеманно, по-детски, нижнюю губу поджимая, отчего на щеках у неё ямочки появились. А чугун в затылке Тиль перелился в шар, тяжко тюкнув по черепу. — Меня зовут Лили Стречер. — И на самом деле никакой «госпожи». Кстати, имя девице тоже подходило невероятно, по-другому её назвать и не могли. Разве что Сиси или там Нани. — Мне необходимо переговорить с вами об одном очень деликатном деле.

— Я вас внимательно слушаю, — отозвалась Тильда, стараясь держать голову прямо, чтобы шар внутри поменьше катался.

— Вы не предложите мне сесть? — приподняла аккуратные бровки Кики. Или Лали, что ли? А Тиль промолчала. — Ну, как вам угодно. — Девушка сложила рот в надутый бантик. — Тогда обойдёмся без любезностей. Дело в том, госпожа Крайт, что у нас с Амосом… То есть, между мной и господином Арьере…

— Во-первых, у вас с дражайшим Амосом пылкие и пламенные чувства, — помогла вконец смутившейся глупышке Тиль. — А, во-вторых, я госпожа Арьере и, боюсь, никакие чувства эту ситуацию не исправят. То есть мысль о нашем разводе советую оставить в покое.

Теперь девица начала смахивать на золотую рыбку, хорошенькую такую, блестящую, с красивым хвостиком, выпученными глазками и округлившимися пухлыми губками.

— Но у нас всё серьёзно! — отмерла, наконец, «рыбка».

— Не сомневаюсь, — кивнула Тильда, забыв о шаре.

И тут же, понятно, об этом пожалела.

— Я его на самом деле люблю. А Амос любит меня!

— Конечно.

— Я жду ребёнка!

— Поздравляю вас. Материнство — это прекрасно.

— Вы жестокая, чёрствая!..

— Только в обморок падать не нужно, — посоветовала Тиль. — Давайте по существу. Что вам надо? — кажется, сегодня этот вопрос возникал слишком уж часто. Но вот такой день выдался. — Денег? Я не собираюсь тратить средства на любовниц Амоса, тем более что у меня их немного. — Арьере потёрла лоб, пытаясь расшевелить мысли, ползающие сонными улитками. — Я имела в виду, что у меня денег немного, а не любовниц мужа, — пояснила невесть зачем. — А содержание обсуждайте с ним.

— А вы не боитесь скандала? — не без вызова спросила девица, даже подбородок решительно выдвинула.

— Нет, — улыбнулась Тиль.

Улыбка во время такой драматичной сцены, конечно, не самое умное, что она смогла бы сделать, но угроза на самом деле рассмешила. Видимо, глупышка и близко не представляла, что такое Общество. «Амос нагулял ребёночка на стороне? Ах, какой проказник! Ну, дай ему Небо. Не составить ли нам партию в вист[1], господа?»

— Я к вам не первая пришла? — спросила девушка неожиданно нормальным, без всяких присюсюкиваний тоном.

— Первая. Письма я и раньше получала, но такой… — «наглой» Тильда всё-таки решила проглотить, — смелой оказались только вы. Прошу прощения, но я на самом деле не могу вам ничем помочь. Даже если бы и хотела.

— А вы не хотите, да?

— Не хочу, — согласилась Арьере. — Всего вам доброго.

— Прощайте, — пробормотала «рыбка».

Девица подхватила со стола слишком щедро расшитый бисером ридикюльчик, и вышла бочком, напоследок глянув на Тиль как-то странно, может даже и с жалостью. А вот испуг в её взгляде точно был.

* * *

— Что за манера сидеть без света?

Недовольный голос супруга, подсёк, как крючок рыбу выдёргивая из темноты и тишины. Тильда выпрямилась, садясь ровно. Оказалось, что из-за давней детской привычки подбирать ноги под себя, левую она успела отсидеть и теперь щиколотка налилась противным болезненным онемением. Но растирать её Арьере не стала, только юбку одёрнула, расправила мятые складки на коленях.

— Почему вы в амазонке[2]? Мне кажется, над режиссурой ещё стоит поработать. Для драматичной сцены наряд явно не подходит, и я могу не до конца прочувствовать ваши страдания.