направление, которое тебя вдохновляет. Спорт.

— Я и берусь. Разве нет?

— Слишком мелко берешь, Сереж. Только представь, сколько бы ты мог сделать, работая в правительстве.

— В правительстве ни черта не делают. Только пилят бабло.

— Ты можешь это изменить.

— Ага. Я похож на идиота?

— Да! — кивает мать, улыбкой смягчая следующие за этим слова: — Только идиот может отказаться от тех возможностей, что тебе предоставляет жизнь.

— Злая ты. Уйду я от тебя, — хмурюсь.

— Ну и иди, взрослый уже мальчик. — Мама ласково ерошит мне волосы. — Только не забудь, что у папы юбилей. Мы ожидаем, что ты непременно будешь.

— Да уж куда я денусь?

— Не вздумай притащить с собой какую-нибудь дворнягу. Соберется приличная публика.

— Хорошо, проведу кастинг на роль своей спутницы. Есть какие-нибудь пожелания или ЦУ?

— Не дерзи! Да и вообще будет лучше, если ты придешь один. У меня на примете имеется несколько девушек из хороших семей.

— Боже сохрани, — передергивает меня. — Не вздумай меня сватать.

— Тебе тридцать пять! Я хочу внуков.

— У тебя их пять штук.

Трое — у моего брата, двое — у сестры.

— А я хочу твоих.

— Хотеть не вредно, — улыбаюсь. — Я спать. Завтра тяжелый день.

Да! Я трусливо сбегаю. И засыпаю, едва коснувшись головой подушки. Просыпаюсь по будильнику. Принимаю душ и, пока варится кофе, скролю ленту.

«Сергей Бекетов не изменяет себе, а вот невесте — очень даже».

Пролистываю. Бред какой-то… Но мало ли обо мне бреда писали?

«Очередной трофей помолвленного чемпиона!»

А?

«Девушка Бекетова ответила на обвинения…»

Какая, мать его, девушка?! Открываю статью, а там интервью Алины, в котором она выставляет все так, будто у нас с ней отношения. И все бы ничего, да только мне какого-то черта приписали помолвку с другой… И эта другая — Сара!

Хмыкнув, захожу в сообщения. Если она проснулась, наверняка уже успела мне настрочить. Так и есть.

«Ты можешь объяснить, какого черта мое имя полощут в прессе?!»

«Понятия не имею. Наверное, вышло какое-то недоразумение».

«Недоразумение — твое второе имя, Сережа! Разве это не ты сказал, что я — твоя невеста?!»

«Оу»…

«Полюбуйся, что сделали твои фанатки!»

Следом прилетает фото. Над фасадом кофейни явно потрудились вандалы.

«Ты там? Я сейчас подъеду».

«Вот уж чего не надо — того не надо. Лучше вообще сюда дорогу забудь!»

Ага. Как же.

Быстро одеваюсь, запрыгиваю в тачку и мчу к кофейне. А у них там, как в кризисном штабе, кипит работа. Кто-то уже закрашивает надписи на стенах, кто-то пытается оттереть их со стеклянных, в пол, витрин…

— Хозяйка где? — торможу пробегающего мимо парня.

— Я там, где мне и положено быть. Вопрос, что здесь забыл ты!

Оборачиваюсь на голос. Сара стоит посреди зала, и только искры из глаз не сыплются.

— На два слова.

— Пошел ты к черту!

Окидываю демонстративным взглядом, пялящихся на нас гостей. Их немного, но и это шоу — абсолютно лишнее. Сара сжимает кулаки, прикрывает глаза. Ее шикарная грудь яростно вздымается. Прелесть!

— Пойдем. У тебя две минуты.

ГЛАВА 7

В какой момент моя жизнь покатилась к черту? Когда мама накануне вечером заявила, что приглядела отличную квартиру в моем же доме? Или все же когда мне в первый раз написал Бекетов? Я не знаю. Да и какая разница, если я несусь на всех парах к катастрофе? Ведь если дело прогорит, я один черт вернусь к маме под крылышко. Тогда какая разница, где она собирается гнездоваться?

А-а-а-а-а!

Хочется поорать. Серьезно. Как вчера на Бекетова. Очень помогает. Тем более что вот он, гад. Под рукой! Можно даже его побить. Но ведь это непедагогично. Что, если он решит, будто я и Даву воспитывала такими вот методами? Вдох-выдох.

— Ну, давай. Ори уж. Вижу, что хочется.

— Все беды от тебя, — разворачиваюсь, сжимая кулаки. — Вся моя жизнь псу под хвост!

И лучше бы я, конечно, орала, потому что где это видано — тридцатиоднолетней тетке реветь. А я реву! Слезы собираются на ресницах густыми солёными каплями и падают мне на грудь, губы, как у ребенка, кривятся, и сопли тоже, блин, как у ребенка! Из положительных моментов — только вытянувшаяся физиономия Бекетова. Похоже, не врут, когда говорят, что мужики как огня боятся бабских истерик. Мне-то откуда знать?

— Ну, ты уж не преувеличивай, — осторожно так замечает он.

— Не преувеличивай?! — визжу. — Да что ты знаешь?! Ты вообще п-представляешь, какой у меня кредит взят под бизнес? Ты хоть малейшее представление имеешь, чего мне стоило… всего этого добиться? — слезы уже не капают. Они разливаются по моему лицу, как воды Амазонки в сезон дождей. — Как было важно уехать от матери! А теперь что?! Все кончено! Я в ловушке!

— Мамаша у тебя не подарок, это точно.

И тут я начинаю смеяться. Плакать и смеяться. Разве это не удивительно, что мы совершенно не замечаем того, как близко находимся к точке кипения, пока не становится поздно?

— Что ты знаешь… — повторяя одно и то же.

— Знаю, как тебя успокоить. Иди сюда.

Я честно не имею понятия, каким образом оказываюсь в его руках. Но в них неожиданно хорошо. Вот и кто бы мог подумать?

— Мы сейчас все ототрем, и будет даже лучше, чем раньше.

Лапищи Бекетова сжимаются на моей заднице и скользят вверх по спине… Действительно, очень отвлекая.

— Ну, да.

— А потом я подгоню тебе клиентуру.

— Вот уж не смей! — снова взвиваюсь я. Бекетов широко улыбается. Проходится ладонями по голове, снимает резинку и, зарывшись пальцами в волосы, начинает мягко массировать мне затылок.

— Настоящую клиентуру. У тебя же куча диетических десертов, так?

— Так, — лепечу я. Боже, как хорошо. Он точно знает толк в массаже.

— А у меня куча друзей-спортсменов, которые богу душу отдадут за кусок вкусного и, что главное, полезного торта. Да у тебя здесь будет не пробиться. Обещаю.

А голос у него какой! Глубокий, бархатный, завораживающий. Я так явно представляю все то, о чем он пока только рассказывает, что взвившийся в душе страх начинает медленно оседать. Вместе с ним сходит на нет и моя истерика. Напряженное тело расслабляется. Ноги становятся ватными и непослушными. Для большей устойчивости вцепляюсь пальцами в худи Бекетова. Поддерживая меня, он кладет ладонь на поясницу, второй рукой накрывает затылок и снова меня целует. На этот раз все иначе. У меня нет сил на сопротивление. Да и желания сопротивляться, если честно, тоже нет. Я так давно не испытывала этого… Так давно. А это