– Теперь думаю, у какого из шести фонтанов сделать засаду, – сказала Ирка.

– Ты же хотела проследить за Моржиком?

– Он меня перехитрил, – сердито ответила подружка. – Ускользнул из дома рано утром, якобы на рыбалку, и мобильный выключил. Типа, чтобы не спугнуть рыбку звонком!

– И теперь ты гадаешь, где Моржика с его рыбкой ловить? – сочувственно спросила я. – Предлагаю зайти с другой стороны. Ты знаешь вкусы своего мужа лучше всех. Если у него есть выбор из шести фонтанов, который из них он облюбует?

– Очень точное слово ты нашла, – пробурчала Ирка. – «Облюбует»! Впрочем, спасибо за идею. Я думаю, Моржик предпочтет какое-нибудь уединенное место, красивое и романтичное. Точно не площадь напротив администрации края! И не холл торгового центра «Москва». На мой взгляд, самые подходящие для этого дела фонтаны – на Затоне и в Ноябрьском парке. Давай заранее посмотрим оба.

– Начнем с Ноябрьской рощи, если ты не возражаешь, – предложила я.

Замшелая ограда, которую я созерцала с лавочки во дворе Ванькиного дома, окружала эту самую рощу, так что мне не нужно было никуда ехать. Четверть часа, пока Ирка из своего Пионерского микрорайона катила ко мне, в старый центр, я безмятежно загорала на лавочке, хрустя печеньем и булькая газировкой.

Впоследствии я вспоминала эти пятнадцать спокойных минут как период короткого затишья перед бурей.

У Анжелы был очень-очень плохой день. Конечно, он был бы еще хуже, если бы Роза и Люция не закрыли ее юбками, пока Марийка отвлекала милиционера. Если бы милиционер не был молодым парнем, а Марийка – красавицей с пышной грудью, Анжеле пришлось бы совсем худо. Так что день был не совершенно дрянной, но все-таки очень-очень плохой, потому что Анжелу опять поймали. Глупая толстая тетка схватила ее за руку, не позволив убежать. Если бы тетка не была толстой и большой, как корова, Анжела смогла бы вывернуться. Она не такая неловкая, как думает мама Захра. Она ведь успела передать Розе деньги, и не ее вина, что толстая тетка в последний момент спохватилась, сцапала Анжелу за руку и подняла крик на весь рынок. «Ах ты, воровка! – орала она, плюясь слюной. – Помогите! Милиция! Цыгане честных людей грабят!» Молодой милиционер услышал крики и прибежал, и бесполезно было объяснять ему, что никто эту честную корову не грабил. Она сама захотела, чтобы Анжела сказала ей всю судьбу, сама дала ей за гадание монетку и сама же потом завернула пятак в бумажные деньги. Анжела быстро, как учила мама Захра, передала деньги Розе, но тут тетка опомнилась и схватила ее за руку. И Розе пришлось вернуть тетке деньги, чтобы она отпустила Анжелу. А Марийке пришлось быстро оборвать пуговицу на кофте, чтобы вовремя показать молодому милиционеру свою пышную грудь. Только поэтому Анжела смогла убежать. Но на руке у нее остались следы цепких толстых пальцев крикливой тетки, и рука уже болела. И ухо тоже болело, потому что мама Захра очень больно по нему ударила. Она сказала, что от Анжелы не будет никакого толку, а Роза с Люцией обидно смеялись. Им было весело, потому что их мама Захра не ругала. Роза сегодня тоже гадала, и у нее все получилось. А Люция ничего не делала, но ей это можно, потому что она маме Захре родная дочь. А Анжела не родная, так что мама Захра не пожалеет отдать ее за старого Георгия. Она так и сказала: «Все, пойдешь за старого Георгия».

Анжела всхлипнула и вытерла лицо рукавом шерстяной кофты. Длинные ворсинки прилипли к мокрой коже, и стало совсем противно. Выходить за старого Георгия ужасно не хотелось, потому что он взаправду старый, без зубов и с лысой головой. «У него уже было две жены, и обе они умерли, – смеясь, сказала Люция, которую мама Захра никогда не отдаст за старика. – Ты будешь третьей!» И Роза с Марийкой тоже смеялись, не жалея Анжелу, а она даже не могла на них обидеться. Она знала, что ее никто не будет жалеть. С какой стати? Если она не умеет воровать и гадать, то должна радоваться, что выйдет хотя бы за старого Георгия. Молодой парень ее не возьмет, потому что у нее нет ни Марийкиной красоты, ни Люцииного приданого. И она совсем не умеет добывать деньги.

Анжела снова всхлипнула и с тоской вспомнила прежние времена. Раньше все было по-другому. Когда ей было десять, одиннадцать и даже двенадцать лет, она была тоненькой, большеглазой, как олененок, и каждый день приносила маме Захре много денег. Попрошайничать было спокойнее, чем воровать, и легче, чем гадать. Глупые, но добрые люди часто давали Анжеле деньги, но только до тех пор, пока она не выросла. Не очень красивая тринадцатилетняя девушка может надеяться на подаяние, только если у нее на руках будет маленький чумазый ребенок. Своего ребенка у Анжелы не было, а все чужие младенцы были заняты. Анжела была бы рада заиметь младенца, но на старого Георгия в этом смысле надежды никакой.

День, начавшийся так скверно, перевалил на вторую половину. Анжела устала бродить по рынку, украдкой посматривая, нельзя ли что-нибудь стащить, и притворяясь, будто не замечает подозрительных и недоброжелательных взглядов честных толстых теток. Возвратиться к маме Захре без денег было невозможно. О том, чтобы попробовать заработать гаданием, не стоило и думать. Вздыхая, Анжела прошла на набережную, но там уже промышляли мальчишки. Они цеплялись к влюбленным парочкам и кружили вокруг них, смеясь и выкрикивая гадости до тех пор, пока измученный кавалер не откупался от назойливых цыганчат хотя бы десяткой. Оставалось попробовать добыть денег в парке, где ближе к вечеру после пары пива мог прикорнуть на лавочке какой-нибудь разомлевший дядька с кошельком в заднем кармане. Анжела по опыту знала, что подобные персонажи никому, кроме таких, как она, не нужны. Милиционеры, раз в два-три часа объезжающие парк по кольцу центральной аллеи, живо интересуются только бедолагами, забежавшими в кустики по малой нужде.

Анжела прошла в парк и прогулялась по дорожкам, цепко приглядываясь к лавочкам, затененным все еще густой листвой дубов и кленов. Шорох шин милицейской машины, совершающей очередной бессмысленный объезд территории по соседней аллее, заставил ее пригнуться и спрятаться за щелястой спинкой скамейки. Только поэтому она заметила в рыжих листьях сбоку от лавочки неожиданное голубое пятно.

Он ворочался в куче сухой листвы и недовольно вякал. Маленький ребенок в голубом, как небо, стеганом комбинезончике и вязаном чепчике с потешным помпоном. Прежде чем милицейская машина поравнялась со скамейкой, Анжела подхватила малыша и укрыла его полой своей кофты.

Как такой маленький ребенок попал в кучу листьев, она догадалась легко: упал с лавочки. Но как он оказался на скамье – один, в укромном уголке безлюдного в будний день парка, – представить было невозможно. Анжела и не пыталась.

Завернутый в лохматую цыганскую кофту, ребенок быстро согрелся и тут же закрыл глазки. Во сне он загадочно улыбался и был таким хорошеньким, что Анжела, просидев на тротуаре у «Детского мира» каких-то два часа, получила от добрых глупых людей вдвое больше денег, которых ее лишила толстая корова с рынка.

– Отлично! Я довольна, – после долгой паузы объявила Ирка грустным голосом, который разительно контрастировал со сказанным.

Она не меньше пятнадцати минут бродила вокруг декоративного пруда, в середине которого слабым гейзером бил фонтан. Утки, привычно ожидающие от посетителей парка хлебобулочной подачки, с намеком крякали моей суровой подруге, голуби опасно суетились у нее под ногами, но Ирка птичью суету игнорировала. Она нарезала круги вокруг пруда не ради моциона, а с целью оценить степень пригодности окрестностей к подвижным играм сексуального характера.