Это был метод лечения путем превращения себя во внезапно появившуюся болезнь пациента. Только так, по мнению директора, можно было попасть в глубины больного и увидеть среди тьмы, в бездне, то, чего не видит никто, даже он сам.

Такой метод не раз уже давал положительный результат, а потому директор непрерывно его использовал как самый верный и действенный…

– Вот он, стоит сейчас возле вас и скалится. – Миссис Норис была возмущена.

– Миссис Норис, – деликатно начал исполнять свою роль доктор Гай. – Адольф Добельманович теперь приходит к вам и по пятницам, представляясь Дьяволом?

– Нет, юноша, – спокойно сказала старуха. – Это не Адольф Добельманович. У Адольфа есть свой уникальный запах, по которому я его всегда узнаю. А у этого чело… – миссис Норис осеклась. – У этого существа запаха нет, – закончила твердо она.

– Как выглядит это существо? – спросил доктор Гай, лечащий врач миссис Норис, для которого эта забавная, высохшая со временем лилия была по-своему родной и прекрасной.

Доктор Гай, несомненно, привязался к ней.

– Оно похоже на Дьявола, доктор. Глаза пустые, серые, лицо каменное, как у статуи, вытянутое, скулы острые, можно порезать палец, проводя по ним. Этот тип психически нездоров, уверяю вас, что Адольф Добельманович не одобрил бы визит этого создания непонятного происхождения.

– Как грубо, миссис Норис, – сказал директор, не перебивая ни саму женщину, ни доктора Гая.

Доктор Гай сделал вид, что не услышал этих слов. Он молча стоял и внимательно смотрел на старуху.

– А что? Я не ждала сегодня Дьявола, к вашему сведению. Как я должна на вас реагировать?

– Это вы мне, миссис Норис? – спросил доктор Гай, который принял удивленный вид.

– Нет, Сатане. Понимаете, я предложила ему даже чай. Кстати, почему вы не пьете? – обратилась женщина к «нечисти».

Директор принял решение не брать в руки чашку с чаем в присутствии доктора Гая, так как это могло вызвать пару вопросов у миссис Норис. Например, почему доктор Гай не видит чашку, плавно двигающуюся в воздухе? А если он ее видит, то почему не издает раздирающие душу вопли и не убегает вон из комнаты с криками о помощи?

«Нет, чашку решительно не стоит трогать пока», – подумал директор.

– Я подожду, пока он остынет. Не люблю горячий чай.

– А в аду жарко? – вдруг спросила миссис Норис.

– Не жарче, чем в горящем доме, и не холоднее, чем наше отношение к предателям. Я никогда не был в аду, миссис Норис, – с насмешкой в матовых глазах заявил директор.

– Как так? Вы же представились Дьяволом?

– Как сказал Шекспир: «Ад пуст, все бесы здесь».

– Я придерживаюсь того же мнения, – заявила пожилая женщина.

– Этого мнения придерживаются все циники.

– Вы тоже циник?

– Нет, я сонная Джульетта, воспламененная чувствами к своему возлюбленному, который яростно сражается за меня с моим женихом.

– Что? – миссис Норис, по всей видимости, не читала эту пьесу, так как не разделяла юмора своего собеседника.

– Вы спросили у меня, циник ли я, я вам ответил. Хотя, возможно, и не стоило вам спрашивать – синее ли небо, круглая ли земля и дышим ли мы с вами воздухом, миссис Норис, на протяжении всей нашей жизни. Я не мог вам ответить, что мы дышим смертельным ядом, вы бы все равно не поверили.

Поэты пишут иногда картины, но чаще всего им приходят на ум стихи. Конечно, можно предположить, что черный цвет, если смешать его с черным, может стать белым. Но только предположить! На практике, смешав два одинаковых цвета, вы увидите всю абсурдность заданного себе вопроса.

– Вы смеетесь надо мной? – возмутилась миссис Норис, которая решительно не понимала этого словесного недержания с запахом сомнительной оригинальности.

– Конечно, – тем же серьезным голосом заявил директор, которому нравилось играть на подмостках комнаты миссис Норис, играть великого и бессмертного Разрушителя.

Директор вошел в роль и смаковал каждое слово, на мгновение забыв об истинной причине своего нахождения здесь. Ему в голову даже закралась мысль прикончить старуху и забрать ее душу себе, как нечто ценное.

Но затем он вспомнил, что он – не темный лорд, а всего лишь директор в клинике для душевнобольных, и его истинное предназначение – не пугать всяких бесстрашных старух на закате их бессовестной жизни, а всего лишь лечить их! Искореняя сначала ту их прогнившую, незаметную простому глазу часть, которая отравляет их душу и существование. А затем искоренить и себя.

– Может быть, мне уйти, миссис Норис, и прийти, когда вы перестанете общаться с Дьяволом при мне? – задал вполне разумный вопрос доктор Гай.

– Нет, останьтесь, доктор. А вдруг он меня пришибет, когда я отвернусь?

– Уверяю вас, миссис Норис, – сказал директор, – я вас не пришибу.

– И на том спасибо. А вы не слушаете, случайно, Моцарта? – женщина не знала, как обращаться к Дьяволу. Просто – «Дьявол»? Или, может, лучше – «человек», «мужчина» или…

И решила обращаться к нему без упоминания его статуса, просто на «вы»!

– Я люблю классическую музыку, но совершенно не разбираюсь в ней, – честно признался директор.

– Понятно, даже Дьявол не разбирается в классической музыке, что уж говорить о простых смертных. Молодежи, например! Они знают «Битлз», но им совершенно не интересна классика. Потерянное поколение… – начала жаловаться старуха.

– Старый деревянный стол всегда жалуется новому деревянному столу, что тот недостаточно осведомлен насчет силы ветра.

– Это я – старый стол, по-вашему?

– А кто же еще? Не я же жалуюсь сейчас на молодежь, которая слушает «Битлз» и не слушает Моцарта, Баха и Бетховена.

Кстати, с Бахом у директора были особые ассоциации.

– Я говорила только о Моцарте. Знаете, что?

– Что? – поинтересовался директор.

– Давайте лучше послушаем музыку. Мне действительно есть, о чем с вами поговорить, – неожиданно заявила старуха. Если подобные вещи заявил ей не Дьявол, а, скажем, доктор Гай или доктор Стенли, то она бы гнала их взашей из своей палаты.

Но мнение Дьявола было авторитетным для нее. На склоне лет она искала встречи с тем, кто мог бы ее выслушать, кому бы она могла пожаловаться на жизнь, докторов, санитаров, на собственных гадких детей и их внуков, даже на самого Бога.

И этот слушатель, наконец, появился. В глубине души старуха боялась Бога, но куда меньше, чем боялась себе признаться, что верит в него.

Создатель прекрасен тем, что он создает. Разрушитель прекрасен тем, что готов вечно слушать, как нечто прекрасное разрушают. Миссис Норис в своей жизни не раз разрушала прекрасное. И не раз прекрасное разрушало ее…