Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Миссис Норис не помнила по понедельникам совсем ничего.
Каждую среду старушка, которая ценила в мужчинах щедрость и запах, называя красоту богатством, а отсутствие красоты – бедностью, страдала уникальной среди психических заболеваний болезнью белых халатов.
Доктор Стенли напрочь отказывался верить в заболевания миссис Норис и практически сразу отказался ее наблюдать, объяснив это тем, что у старухи нет дома, но есть фантазия, а потому она живописно симулирует, чтобы остаться здесь. А вот директор не был так жесток и категоричен по отношению к бедной бездомной женщине, избраннице Адольфа Добельмановича, и на ее счет у него были свои, крайне интересные версии.
А по субботам, как уже было сказано ранее, миссис Норис навещал невидимый, но крайне интеллигентный мужчина, тот знаменитый Адольф Добельманович, еврей с именем фюрера. Самая странная и занимательная загадка чертогов разума миссис Норис.
– Доброе утро, – ответила старушка странному широкоплечему мужчине, на котором не было докторского халата, хотя и на пациента он не был похож.
Слишком выделяющиеся острые скулы, умное выразительное лицо и пронзительный взгляд. Скорее, вошедший был похож на интеллектуала-маньяка. Внешность у мужчины была очень специфическая, запоминающаяся, ее невозможно было ни забыть, ни спутать.
На нем были черная рубашка без складок, темные наглаженные брюки, чистые туфли с острыми носами.
– Кто вы? – задала пациентка вполне логичный вопрос вошедшему гостю, который был очень похож на цивильного человека. Он, по ее мнению, был явно не из «этих мест»…
– Меня зовут Дьявол, миссис Норис. И я здесь, чтобы забрать вашу душу, – серьезным, непоколебимым голосом произнес мужчина.
– Чем же вам интересна моя душа? – улыбнулась миссис Норис, которая в Дьявола верила меньше, чем в правосудие и расплату за содеянные грехи.
По ее мнению, старость, тремор морщинистых рук, гастрит и навязчивые мысли, которые не дают спокойно уснуть, и были Дьяволом.
– Миссис Норис, ваша душа не представляет для меня ни малейшей ценности, буду с вами честен. Вы – безбожница, если бы в вашем сердце присутствовала хотя бы любовь, то еще можно было бы подумать, но нет. У вас абсолютно ничего нет, кроме страдания.
Страдающая душа не нуждается в аде, она нуждается только в соприкосновении с другой душой, чтобы та переняла на себя ее страдания. Но это все проза, миссис Норис… – улыбнулся директор, который с большой самоотдачей примерил на себя роль Дьявола. Мужчине и маска не нужна для такой роли.
– Проще говоря, вы мне не нужны, миссис Норис. Вам нужен я!
Женщина не совсем понимала, о чем сейчас говорит этот больной человек, который внешне похож на здорового.
– Чай будете? Или Дьявол не пьет чай?
– Охотно пьет. Охотно, – ответил мужчина, принимая любезное приглашение остаться.
– Сколько ложек сахара вы предпочитаете, темный лорд?
– Одну.
– А я добавляю две. Вы, возможно, проживете дольше меня.
– Несомненно, – ответил Дьявол.
Директор в детстве играл в школьной постановке «Отелло». И после этого он понял, что играть – это его призвание. Вот только его подмостками стала жизнь.
Директор с юных лет разочаровался в Шекспире, узнав, что его пьеса «Отелло» была написана на сюжет произведения «Венецианский мавр» Джиральди Чинтио.
Уильям Шекспир был для мальчишки одно время кумиром, пока тот не узнал, что Шекспир – всего лишь великолепный перерисовщик чужих картин. И после его перерисовки даже самые заурядные произведения признавались шедеврами, но только рожденными не кистью задумщика, а кистью того умельца, который их перерисовал.
Директор понял с раннего детства, что искусство – это постоянная перерисовка. Здесь не нужны гениальность и талант. Гениальность и талант нужны, чтобы вырастить созидателя, автора и позволить ему творить. Именно они необходимы, чтобы преподавать ему, мести грязные улицы, на которые ступает его нога, готовить еду, которую он будет поглощать перед тем, как сотворить свою будущую «Сикстинскую мадонну». Человеку великому, который, несомненно, оставит значимый след в мире искусства, нужно обладать всего двумя качествами. Первое – умение красть. Второе – умение выдать краденное за свое, подписав его своим именем. Вдохнув в чужое каплю самого себя, оставив от чужого только идею. Туманное очертание призрака, которого можно даже опознать, если понадобится. Но зачем это делать, если творение прекрасно и им хочется наслаждаться?
Зачем знать, кто породил Майю, деву божественной красоты, с большими пышными грудями, пухлыми сладкими губами и обаянием, от которого невозможно спастись. Убежать, не поддаться! Зачем нам имя творца женщины, которой хочется нежно касаться. Которой хочется упиваться, пьянеть, сходить от нее с ума.
Много ли даст имя ее отца?
Наверное, так делал даже сам Бог, научив нас смешивать одну кровь с другой, чтобы в итоге получилось нечто прекрасное.
Директор вспоминал школьную сцену – с какой детской экспрессией он играл тогда Отелло.
– Значит, вы – Дьявол? – хлюпала губами женщина, попивая свой горячий горный чай.
– Да, – просто ответил мужчина в черном.
В ту же минуту в палату миссис Норис вошел ее лечащий врач. Невысокий сутулый мужчина лет тридцати пяти с короткими темными волосами и родимым пятном на правой щеке.
– О, доктор. Слава богу, что вы пришли, – миссис Норис была рада ему.
– Что-то случилось? – тот удивленно посмотрел на нее.
Директор даже не пошевелился, стоя слева, всего в одном шаге от вошедшего врача.
– Этот человек, – женщина ткнула пальцем в директора. – Он сказал мне, что он – Дьявол.
Доктор повернул голову вправо, куда показала миссис Норис, и посмотрел в сторону директора так, словно перед ним пустота, воздух – и ничего больше.
Затем он перевел вопросительный взгляд на миссис Норис.
– Как вы сказали? Дьявол?
Глаза старушки увеличились вдвое, зрачки расширились от удивления, женщина чуть было в обморок не упала от того, что ее лечащий врач никого не увидел слева от себя. Сыграл доктор Гай превосходно!
А ведь директор стоял неподвижно и улыбался миссис Норис, как сам сатана.
Да, директор попросил доктора Стенли предупредить лечащего врача старухи, что во время сеансов директора его не должен видеть никто, кроме миссис Норис. Ни один врач в присутствии старухи не должен видеть директора. Только воздух – и ничего, кроме воздуха!
Директор хотел убедить женщину с букетом редчайших психических заболеваний в том, что кроме нее, в этой больнице его мистическую персону не видит абсолютно никто. И он – человек в черном одеянии с улыбкой самого черта – будет навещать ее исключительно по пятницам, став четвертой необъяснимой болезнью старухи и ее вторым невидимым другом, возможно, даже соперником Адольфа Добельмановича.