А если не поторопились? Вдруг вообще не они? Какие-нибудь личные счеты. Тот же Матоня. А что, вполне вероятно! В Новгороде-то Олега Иваныча и друзей его трудновато обидеть. А вот ежели выманить куда подальше…

Нет! Не вписывается сюда Матоня — слишком тонко все организовано. Был бы жив боярин Ставр — и к бабке ходить не надо было б, ясно — его работа. А без Ставра… Кто бы мог? Митря? Пожалуй! Умишка хватит. Только ведь сгинул Митря, и ни слуху о нем ни духу с год уже. Ну, Митря — тварь такая: как сгинул, так и объявиться может. Таким образом, пока вырисовываются три версии случившегося.

Первая (и самая простая): самодеятельность алчного хозяина постоялого двора. Вторая: интриги Ивана Московского. И третья: козни личных врагов.

Правда, если еще чуть подумать, все три версии достаточно легко объединяются в одну. Тогда скверно получается. Очень скверно.

Рядом — протяни руку — вдруг послышался слабый стон.

Олег Иваныч затаился: поди знай, кого еще сюда бросили. Может, маньяка-людоеда.

Стон (нет, все-таки — всхлип) повторился. Кто-то заворочался совсем близко, зашмыгал носом, попытался подняться… Ага! Тоже ударился.

— Господи всеблагой, — замолился, — помоги пережить сие. Да и пусть будут во здравии люди новгородские, да и…

— Гришаня, ты ли?

— Ой! — из темноты снова донесся стук и — тут же — вскрик, только теперь уже обрадованный: — Никак Олег Иваныч?

— Он самый. — Олег Иваныч усмехнулся и добавил по-латыни: — Приветствую вас, любезнейший господин, в сем скромном пристанище, несколько похожем на ад. Не хватает только Вергилия в качестве проводника.

— Но мы вроде в подполе, а не в аду.

— Какое верное замечание! Что с остальными?

Олег Иваныч скорее угадал, чем увидел, как отрок пожал плечами:

— Не знаю. Не помню. Помню только, как ударили по башке чем-то тяжелым. До сих пор башка трещит. И поташнивает.

— Ничего страшного. Обычное сотрясение мозга, — успокоил Олег Иваныч. — Само пройдет, только покой нужен. Ну, покой у нас пока имеется. Причем полнейший.

— Что делать будем?

— А сам как мыслишь?

— Ну, как ты говоришь, ежу понятно, что надо отсюдова выбираться. Хорошо — руки не связаны. Может, доски расшатать? Нет, крепкие… Тогда подождать, а как кто придет…

Люк наверху распахнулся, и в сырую тьму подвала ударил солнечный луч, отраженный металлическим полированным зеркалом, висевшим на стене какого-то просторного помещения, видимо горницы или людской.

— Ну что, сговорщики, попались?!

Этот поганый дребезжащий голос Олег Иваныч узнал бы даже на том свете. Митря! Митря Упадыш! Предатель, садист и гнусный убийца. Значит, версия номер три… Впрочем, стоп. Как Митря выразился? Сговорщики. Значит, знал. Значит, проводник Димитрий никакой не рязанец, и ловушка подстроена еще в Новгороде. И, надо признать, весьма ловко подстроена!

— Нате, чтоб не подохли раньше времени. — Митря бросил в подвал кусок заплесневелой лепешки и баклажку с водой. — То вам до вечера. А вечером… Вечером мы с вами поговорим. Уж так поговорим, так…

Люк захлопнулся. Вновь темнота. Только чувствовал себя Олег Иваныч теперь не в пример лучше. Пусть исполнились самые плохие его предположения, тем не менее это лучше, чем неизвестность.

— Водичку будешь, Олег Иваныч?

— Давай.

Гриша протянул баклажку. Поделив, съели лепешку, хоть и плесневую.

— А подпол-то досками обшит, — сообщил отрок. — Эх, нам бы ножичек какой. Может, расшатали бы.

Олег Иваныч про доски и сам знал уже. Пока Митря с ними гутарил, времени зря не терял, весь подвал осмотрел внимательно: где досочки какие хлипковаты — приметил.

— Ножичек, говоришь? Зачем тебе ножичек. Ты что, некрещеный?

— Что ты, что ты, спаси, Господи, — невидимо замахал руками Гришаня.

— Тогда снимай с шеи крестик… Он у тебя, чай, не медный?

— Серебряный.

— Тьфу ты!

Впрочем, Гриша тут ни при чем. Ну, серебряный у него крестик, и что? Вполне обычное дело. Необычно было б, если б, как у Олега Иваныча — из закаленной стали, по особому заказу оружейником Никитой Анкудиновым выкован. Таким крестиком, при особой нужде и сноровке, людей резать можно, прости господи! Давно, по зиме еще, заказал крест Олег Иваныч — так, на всякий случай. О тайном оружии думал, вот и осенило — вдруг пригодится? Похоже, и пригодился.

— Там, позади тебя, хлипковато будет. Попробуем расшатать, затем копать придется, только не шуми, понял?

— Понял!

Олег Иваныч расшатал самолично досочку, вытащил:

— Теперь копай, Гриша!

«Пилите, пилите, Шура. Они золотые». Олег Иваныч понимал, что подкоп из подвала вести — на неделю работа. А времени у них — до вечера — всего ничего оставалось. Однако заставлял Гришу копать.

Да того и заставлять не надо было — рыл с упорством, что твой экскаватор. И хорошо. Пусть отрок работой занят будет. А то начнут мысли дурные в голову лезть, от молчания-то и безделья. Хоть и побывал Гриша в тех еще переделках, а все ж еще не взрослый, характером слабоват. Сломаться может, если сиднем сидеть будет да думы разные думать. Разговаривать же с ним Олегу Иванычу некогда — самому нужно было все четко решить… До вечера. Именно так выразился Митря. Значит, либо ждет кого-то, либо…

Впрочем, это не очень важно. Важнее другое: вряд ли шильники будут сами спускаться в подвал «для беседы», заставят вылезти пленников. А вот тут всякое может произойти. Но и Митря с людишками своими настороже будет. Значит, сразу нападать не надо — пусть чуть успокоятся. С покорностью вылезти, крестик в ладони зажав. Далее, конечно, руки свяжут. Вот до этого момента и нужно успеть.

Сколько там времени будет — от того, как вылезут? Секунд десять наверняка. За десять секунд многое можно успеть. Тем более вдвоем. Самый опасный для Митри, конечно, Олег Иваныч — за ним особый и наипервейший пригляд будет, а Гришу так, пнут для острастки… Софийский отрок, почти монах — чего от него ждут-то? Вот он-то и должен напасть первым, а уж дальше и Олег Иваныч втянется! Только сдюжит ли? Должен. И главное — удар, удар меток должен быть и резок. Не учен такому Григорий. Так ведь и время еще есть — потренироваться! Все ж больше толку, чем землю тут рыть.

— Эй, Гриша, хорош копать! Иди сюда, протяни руку… Чувствуешь, каков мой крестик?

— Тяжелый! Холодный… Ой! Острый! Ладонь поранил.

— Вот то-то, что острый. Человека зарезать им сможешь? Я научу как.

Отрок шумно сглотнул слюну:

— Если надо, смогу, Олег Иваныч. Учи.

…Время тянулось. Уже давно бы пора появится Митре — ан нет, нету! И где только носит шильника? Иль не вечер еще?